Дипломатия древнего китая. Национальные особенности китайской дипломатии Дипломатия китая

древнекитайский дипломатия геополитический

Первые государственные образования в Восточной Азии, возникшие на среднем течении реки Хуанхэ в начале II тысячелетия до н.э., с течением времени слились в единое государство.

Дипломатия Древнего Китая была ориентирована на покорение соседних народов, расширение внешних рынков, господство на международных торговых путях.

В геополитическом представлении китайцев превалировала категория центра. Поднебесная представлялась центром мира, а все остальное оказывалось второстепенным.

В отличие от других стран, Китай еще в древности снаряжал посольства на десятки лет в иноземные регионы. Послы поднебесной мастерски владели искусством стратагемного мышления, и умело расставляли ловушки для противника. Стратагемы - стратегический многоходовой план, в котором заключается определенная уловка, искусные приемы, философские хитрости. Со временем стратагемы превратились в отточенный инструмент дипломатов Китая. Китайские послы были обязаны знать религию, обычаи страны, обладать умением стойко переносить трудности.

В I тысячелетии единое рабовладельческое государство распалось на ряд крупных и мелких государств, которые стали самостоятельными. То враждуя между собой, то вступая в дружественные переговоры и заключая союзы, они находились в тесных взаимоотношениях.

Древнекитайские государства подвергались опустошительным набегам кочевых племен (гуннов). Для защиты от набегов они были вынуждены объединяться в союзы, а в середине 6 века до н.э., заключили соглашение, предусматривающее отказ от разрешения спорных вопросов с помощью военной силы и обязательное обращение к третейскому суду. Этот первый известный в дипломатии договор о ненападении вскоре был нарушен. Правители отдельных китайских государств вскоре вступили в напряженную борьбу. Завершилось это в середине 3 века тем, что Чжэнь, повелитель царства Цинь, разгромил военные силы противников и воссоздал единую древнекитайскую деспотию.

Объединив всю центральную власть современной территории Китая, Чжэнь, принявший титул Цинь-ши, организовал рад экспедиций для покорения соседних племен и народов. При царях династии Хань китайская рабовладельческая деспотия превратилась в мощное централизованное государство.

В ту эпоху в китайских царских канцеляриях тщательно записывались все важнейшие события внешнеполитической жизни. Руководители китайских посольств были обязаны давать подробные письменные отчеты о своих миссиях.

Энергичную внешнюю политику проводил император У-ди. Узнав, что далеко на западе есть другие культурные государства, он решил установить с ними связи и отправил туда посольство. Главе посольства было поручено договориться с правителями царств Запада о союзе против кочевников. В степях он был схвачен гуннами, но, прожив в плену 10 лет, бежал и отправился дальше на запад. Попытки договориться с вождями государств потерпели неудачу. Но он собрал подробные сведения об общественном и государственном строе народов Средней Азии и Ирина, об их военных силах, городах, торговых путях. Через несколько лет китайские войска использовали его сведения и разбили гуннов, появившихся на границах Средней Азии.

Главным объектом внешней политики Китая на юге было государство Нан-Нюэ. Китайский посол разведал наиболее удобные речные пути, по которым было бы удобно перебросить войска. Другой китайский посол сумел вызвать в этом государстве внутренние междоусобицы, тем самым заставив Нан-Нюэ обратиться за помощью к Китаю. Так, оно было занято китайцами почти без сопротивления.

Энергичную деятельность в области международных отношений развил китайский дипломат Бан Чао. Он смог столкнуть различные племена гуннов и нанести им жесточайшее поражение, отбросив их от границ Китая. Бан Чао попытался установить с Римской Империей дипломатические отношения. Китайские послы явились в столицу Парфии Ктесифон, просили парфян показать им дорогу к границам Римской империи. Однако парфяне не желали заключения союза между римлянами и китайцами. Поэтому, согласившись выполнить просьбу послов, они посадили их на корабли и отправили по реке Тигру в Персидский залив, а оттуда собирались везти вокруг Аравии через Красное море. Китайские послы, напутанные перспективой длительной морской поездки, отказались от дальнейшего плавания и вернулись назад. Таким образом, попытки Бан Чао установить дипломатические связи между Китаем и Римской империей не увенчались успехом.

Не могла не беспокоить Китай обстановка и в другой стране Великого шелкового пути - Афганистане, полностью дестабилизированная в результате вывода «ограниченного контингента» советских войск. Прерванные связи с Афганистаном после захвата Кабула отрядами моджахедов в 1993 г., обострение ситуации после перехода Кабула в руки исламского движения «Талибан», контролировавшего к 1996 г. 93% территории страны и находящегося в состоянии гражданской войны с поддерживаемым Россией и центральноазиатскими республиками «Северным альянсом», а главное, участившееся проникновение на территорию СУАР уйгуров с талибских баз, расположенных на территории Афганистана и, как подозревали в Пекине, Пакистана, - все это создавало обстановку неопределенности и прямых угроз интересам безопасности КНР. Дипломатия Китая интенсивно искала контакты с талибским правительством «Исламского эмирата Афганистан» в целях установления с ним, вслед за Саудовской Аравией, ОАЭ и Пакистаном, официальных дипломатических отношений, свидетельством чего служат переговоры в Кабуле представителей МИД КНР 3 февраля 1999 г., что рассматривалось даже как выход из режима дипломатической изоляции движения «Талибан». Подкреплялось это и проектом строительства ветки газопровода Туркменистан - Афганистан - Пакистан с выходом на порт Карачи, поддержанным Пекином и призванным способствовать достижению «экономического» примирения всех воюющих сторон.

Неприятие терроризма и его проявлений «в любых формах» в условиях участившегося проникновения на территорию СУАР уйгуров с талибских баз предопределило голосование представителя КНР 4 ноября 1999 г. за резолюцию ООН о введении экономических санкций против движения «Талибан», что не помешало, впрочем, Пекину в неофициальном порядке поддерживать контакты с талибами и обещать им содействие в отмене санкций ООН. Таким образом, накануне событий 11 сентября 2001 г. на фоне официально озвучиваемой МИД КНР линии равноудаленности от противоборствующих сторон, поддержки мирного урегулирования конфликта путем формирования коалиционного правительства и принципиального осуждения терроризма Пекин обеспечил себе наиболее выгодные позиции в урегулировании афганской проблемы, поддерживая интенсивные контакты как с противниками «Талибана», так и с лидерами самого движения на уровне политических эмиссаров и спецслужб, качественно превосходящие связи Москвы и Вашингтона. Завершая этот сюжет, отметим, что, поддержав антиталибскую операцию Вашингтона, Пекин добивается, чтобы США, в свою очередь, отказавшись от «двойного стандарта», официально поддержали КНР в борьбе против синьцзянских террористов, а также сепаратистов Тибета и Тайваня.

Результатом раундов, выросших из механизма двусторонних российско-китайских пограничных переговоров, стало подписание 26 апреля 1996 г. в Шанхае главами пяти государств-соседей Б. Ельциным, Цзян Цзэминем, Н. Назарбаевым, А. Акаевым и Э. Рахмоновым Соглашения об укреплении доверия в военной области и взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы, положившего начало формированию регулярных контактов «Шанхайской пятерки». Соглашение предусматривает общерегиональные по значимости и беспрецедентные по масштабам меры по ограничению на дислокацию вооруженных сил и размещение вооружений вдоль линии границы, а также содержит положения о предельных масштабах приграничных военных учений, о взаимном предуведомлении о них и направлении на учения наблюдателей. Московское соглашение о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы, подписанное в том же формате в апреле 1997 г., подтвердило отказ от применения вооруженных сил, дислоцированных в районе границы, для осуществления военной деятельности, угрожающей другой стороне. Оно предусматривает обмен военной информацией, введение лимита на любую военную деятельность в 40 тыс. чел. и расширение мер доверия на демилитаризованную зону глубиной 100 км от линии границы на всем ее протяжении в 7,5 тыс. км. Наибольшие трудности по реализации данных соглашений встали перед российской стороной, ибо основные силы российских войск на востоке сосредоточены именно в 100-километровой зоне, за пределами которой расположены труднодоступные, лишенные инфраструктуры районы. Возникнув в известной мере в «пожарном» порядке, в стремлении закрыть зияющие в постбиполярной геополитике «черные дыры» на границах, а также не допустить закрепления в прилегающих районах - одной из перспективнейших ресурсных баз планеты - третьих сил, в частности НАТО с ее программой «Партнерство во имя мира», «Шанхайская пятерка» стала в дальнейшем, с подключением Узбекистана, прообразом нового типа взаимоотношений и моделью регионального сотрудничества, получившей наименование «шанхайский процесс».

В КНР сложилось даже целое направление разработчиков концепции «шанхайского процесса», ведущими из которых являются Юй Суй, Чжао Хуашэн, Ся Ишань, Чжан Бужэнь, Пань Гуан, уделяющие наибольшее внимание в своих работах вопросам военной безопасности и торгово-экономического сотрудничества. Создание механизма многосторонних консультаций «по вопросам мер доверия, предсказуемости, стабильности» между КНР, Россией и другими имеющими с Китаем общую границу центрально-азиатскими государствами, в условиях, когда не допускается установление чьего-либо контроля или появление каких-либо перекосов в правах участников, несомненно, уникальное явление в истории стран Азии, имеющее огромные перспективы.

Достаточно пристально за ходом пограничного урегулирования и возможными территориальными уступками на постсоветском пространстве следили и на Тайване. Гоминьдановская историография имеет богатейший опыт территориально-картографических исследований, и, даже оставляя исторические претензии за рамками контактов со своими новыми партнерами на постсоветском пространстве, она не торопится полностью их снимать. Тайбэй и сегодня не признает ни независимую Монголию, ни так называемые «неравноправные договоры». Иллюстрацией этого могут служить, например, периодически издаваемые на острове карты «утраченных территорий» времен цинского и даже юаньского Китая. В этой связи уместно напомнить, что любая формула будущего урегулирования проблемы «Большого Китая» не исключает возможности реанимации выдвижения китайского территориального «реестра» к соседям, что заставит вернуться к рассмотрению пограничного вопроса.

Последующий за распадом СССР период можно с полным основанием назвать «китайским сезоном» в бывших советских республиках ввиду огромного количества делегационных обменов, межправительственных соглашений и коммерческих контрактов. Уделяя внимание практически всем странам постсоветского пространства, в частности Украине и Белоруссии с их мощным военно-промышленным комплексом и готовностью, как об этом заявил во время визита в КНР в 1995 г. президент Белоруссии А. Лукашенко, рассматривать КНР в качестве «образца экономического развития», Китай особенно сосредоточился на среднеазиатских республиках. Осознавая, что Центральная Азия на момент распада СССР не занимала ведущего места в приоритетах мировых держав и соседних стран, китайская дипломатия, тем не менее, исходила из простой логики, не выходящей за рамки традиционных схем «политического реализма», предполагающих стремление к сохранению «баланса сил», недопущению нарушения «статус-кво», противодействие вторжению третьих держав, например Турции в Центральной Азии и Японии в Монголии (в 1997 г. заместитель госсекретаря США С. Тэлботт также объявил Центральную Азию зоной стратегических интересов США), в сферу традиционного геополитического влияния Китая. Центральная Азия является ярким примером соперничества КНР и США в Азии, где, с учетом горького опыта, когда созданное при поддержке Вашингтона движение «Талибан» вскоре вышло из-под контроля, Пекин опасается возможности провоцирования сепаратистов в СУАР в результате проникновения НАТО по «косовскому» сценарию. Характерно, что летом 1999 г. впервые несколько уйгуров выступили на слушаниях в конгрессе США с душераздирающими рассказами о бедственном положении в СУАР.

Не будучи еще в состоянии полностью занять место слабеющей России в Северо-Восточной Азии и вытеснить ее с трансазиатского Великого шелкового пути, Китай с пониманием отнесся к стремлению Москвы играть особую роль в СНГ и не желал форсированного сокращения военно-политического присутствия России в регионе (в частности, дислокации российской дивизии в Таджикистане). Однако сокращение войск России в азиатской части приобрело обвальный характер (численность дислоцированных на Дальнем Востоке войск за год с небольшим уменьшилась на 150 тыс., что наложилось на отток населения и создало «вакуум демографического присутствия»), а реорганизация военных округов в восточных районах страны сопровождалась, в условиях недостаточного финансирования, трудностей в ремонтном обслуживании, снабжении топливом и комплектовании боевым составом, свертыванием военно-морской активности и критическим состоянием ядерных ударных средств наземного базирования и самолетов - носителей ядерного оружия. С одной стороны, это снижало давление на три эшелона линий обороны КНР, но с другой - создавало ситуацию «вакуума силы» и образования «черных дыр», особенно в районе Центральной Азии, где совершенно неподготовлено попытались перейти к созданию «свободной экономической зоны», следствием чего стали интенсивный наркотрафик, торговля оружием, трансграничная преступность. С пониманием отнеслись в Китае и к подписанию ташкентского соглашения о коллективной безопасности, признавая право государств на «объединение усилий для обороны» и подчеркивая: «… афганский кризис свидетельствует, что внешняя угроза для СНГ сегодня действительно существует, и она объективно свидетельствует о крайней необходимости военной интеграции СНГ, за которую выступала Россия».

В Пекине осознавали, что, даже с учетом возможности возрождения «имперских амбиций» России, какие-либо резкие подвижки и изменения в сложившемся статус-кво недопустимы. В условиях традиций обособленности, сепаратизма внутренних районов проживания более 50 национальных меньшинств Китая общей численностью более 100 млн чел., а также в ситуации огромного разрыва в уровнях модернизации и экономического развития восточных прибрежных и глубинных западных регионов страны серьезные катаклизмы на северо-западных рубежах Китая были чреваты расколом социально-политического единства страны. Наибольшие опасения в Пекине вызывали границы с новыми независимыми государствами Средней Азии, где рост казахского, киргизского и узбекского национализма не мог не стимулировать подъем антикитайских и сепаратистских настроений, в частности в Синьцзяне (Уйгурстан и Кашгария) и Тибете. В КНР, несомненно, предвидели угрозу возможного «экспорта независимости» из стран СНГ, роста ирредентистских настроений нацменьшинств и возрождения паннационалистических образований типа «Великий Туран», «Великая Монголия» или «Восточный Туркестан». С учетом этого дипломаты КНР, в отличие от менее искушенных эмиссаров Тайбэя, тщательно взвешивают каждую фразу при обсуждении деликатных национальных сюжетов во время переговоров на самых различных уровнях.

Освоение китайскими экспортно-импортными компаниями обширного рыночного пространства стран СНГ свидетельствует о наличии у Пекина, в отличие от России, продуманной стратегии «привязки» экономик бывших республик СССР к экономике КНР. Так, имеет место определенное разделение «сфер влияния», при котором значительная доля товарообмена начинает приходиться на приграничную и межрегиональную торговлю и Дальний Восток как бы «отдается на откуп» Северо-Восточным провинциям КНР, а Центральная Азия - районам Северо-запада. При этом компании Юга, пытающиеся прорваться на весьма привлекательный и непритязательный к качеству китайских товаров рынок постсоветского пространства, выступают «нарушителями конвенции», действующими на свой страх и риск. Возрождению маршрута Великого шелкового пути способствует завершенная в 1990 г. состыковкой с Казахстаном Трансъевразийская железная дорога, которую китайцы считают выгодной альтернативой российскому Транссибу.

Структура и динамика российско-китайской торговли создавали ощущение, что Китай, лишенный западных поставок и нуждающийся в военных и космических технологиях своего соседа, больше России заинтересован в развитии торгово-экономических отношений. Стремительно рос объем китайско-российской торговли, увеличившись с 3,9 млрд долл. в 1991 г. до 5 млрд долл. в 1992 г. и достигнув рекордной отметки - 7,7 млрд долл. в 1993 г. Причем Россия получила твердое положительное сальдо, хотя проблема долга бывшего СССР Китаю (около 1,5 млрд долл.) долго оставалась нерешенной. КНР стала вторым после Германии крупнейшим торговым партнером России. Львиная доля товарооборота, значительная часть которого оплачивалась в товарной форме, приходилась на закупку у Российской Федерации вооружений, включая истребители-перехватчики Су-27 (в 1994 г. было закуплено 24 машины, а затем китайская сторона приобрела лицензию на производство 200 машин), МиГ-29, МиГ-21, Ил-76, бомбардировщики Ту-22М, зенитные ракеты и системы ПВО, танки Т-72, БМП, подлодки класса «Кило», а также, пока это позволяли стремительно растущие российские цены, черные металлы, транспортные средства и оборудование для электростанций, минеральные удобрения и сырьевые товары.

В августе 1992 г., после двухгодичного перерыва, возобновилась работа двухсторонней межправительственной комиссии по торгово-экономическому и научно-техническому сотрудничеству (с китайской стороны ее возглавил Тянь Цзиюнь, которого вскоре сменил Ли Ланьцин), а в 1993 г., после почти 35-летнего перерыва, было возобновлено сотрудничество России и КНР в мирном использовании ядерной энергии, выразившееся в готовности России поставлять реакторы для китайских АЭС. Пользуясь бедственным положением российского ВПК, китайская сторона развернула целую программу по приглашению за минимальные средства в КНР большого количества военно-технических специалистов из Российской Федерации, Украины и других стран СНГ, занимающихся, в частности, разработкой крылатых ракет, противолодочным оборудованием, методикой проведения ядерных испытаний и повышения точности ракетной техники. Впрочем, в Пекине явно отдавали себе отчет в том, что если Россия стала бы единственным, хотя и дешевым, источником новых технологий в будущем, то, похоже, Китай в дальнейшем окажется позади не только в области военных технологий, но и во всех гражданских сферах науки и техники. Примером диверсификации программ технологического перевооружения может служить, в частности, кооперация с Израилем в деле создания нового истребителя класса F-16.

В экспорте же КНР в Россию преобладали так называемая «челночная торговля» и «дикий бартерный обмен», которые скоро перенасытили российский рынок некачественными товарами легкой промышленности, а стихийный ажиотажный рост приграничной торговли в условиях правовой неурегулированности и «безвизового обмена» очень скоро показал все «прелести» нецивилизованного товарообмена, особенно населению и властям Дальнего Востока. В 1993 г. приграничная и межрегиональная торговля составляла более 70% общего российско-китайского товарооборота, породив рост коррупции и контрабанды, в т.ч. наркотиков, ухудшение имиджа взаимного сотрудничества, что осложнялось еще, как это принято говорить у психологов, очевидным культурно-цивилизационным шоком. Ситуация усугубилась стремительным ростом подхлестнутого ошибочно введенным на первых порах безвизовым режимом въезда китайского населения приграничных районов, а также граждан КНР, имеющих служебные паспорта, на территорию России (к 1994 г. флуктуирующая китайская диаспора на территории России составляла, по некоторым данным, достигало 5 млн чел.). Особенно тревожным положение было в условиях «демографического вакуума» Сибири и Дальнего Востока и угрозы дезинтеграции азиатской части России, что заставило уже всерьез вспомнить тему «ползучей колонизации», «желтой опасности» и усложнило и без того тяжелую криминогенную обстановку в Российской Федерации. Особую озабоченность в связи с этим вызывает отмечаемая рядом авторов, в том числе и китайского происхождения, целенаправленная политика Пекина в сфере миграции китайского населения, искусное управление огромными потоками которой становится важным элементом государственной политики КНР. Таким образом, помимо своей воли Россия превращается в часть геополитического пространства Китая, причем на правах его периферийного фрагмента. Поистине, не можем не согласиться в связи с этим с мнением, что «особенность китайского вызова заключается в том, что в условиях мирной международной обстановки и добрых отношений между Москвой и Пекином, как в настоящее время, он может оказаться более грозным, чем если бы эти отношения были прохладнее».

Можно констатировать, что уже в первый год после распада СССР на 15 суверенных государств Пекину удалось в ходе своего интенсивного наступления на столицы независимых государств Центральной Азии существенно потеснить Россию и в экономическом плане. Причем в значительной мере речь шла не о вытеснении России, а о «заполнении ниши», образовавшейся после ее добровольного экономического ухода из региона. Наглядным свидетельством этому может служить, например, то, что уже в конце 1994 г. была достигнута принципиальная договоренность о реконструкции Карагандинского металлургического комбината в счет китайских кредитов и на базе оборудования из КНР, соответствующего советским стандартам технологического профиля. К концу 90-х гг. сфера сотрудничества КНР и Казахстана охватывала проекты разведки и добычи природных ресурсов, строительства китайского завода по производству пикапов, экспорта казахской электроэнергии, трансконтинентального железнодорожного строительства, добычи и транспортировки по маршруту Западный Казахстан - Западный Китай нефти и газа, что позволяет Астане дифференцировать их экспортные потоки, а также проекты в области электроники и совместной разработки космических программ. Характерно, что для Китая значительный интерес представляют и возможности получения технологий и научных разработок, созданных еще в советский период или полученных недавно из России. В 1992 г. на Китай приходилось уже 20% всего товарооборота Казахстана и 10% - Киргизии.

Характерным примером может служить и заключенное в 1992 г. китайско-монгольское соглашение о поставках из КНР в Монголию нефтепродуктов в обмен на медный концентрат, что имело целью смягчить острый энергетический кризис в Монголии, вызванный резким сокращением поставок нефти из Российской Федерации. В результате первого визита в КНР в 1998 г. президента Н. Багабанди был подписан контракт по совместной добыче и переработке нефти на открытом в свое время советскими геологами месторождении Джуун-баян, половина добытой нефти с которого будет экспортироваться в Китай. К 1999 г. Китай вышел уже на первое место по размеру товарооборота с Монголией и по объему иностранных инвестиций в эту страну.

В вытеснении России из нефтегазовой сферы региона, куда устремился в первую очередь государственный капитал Китая, виновата прежде всего она сама, ибо складывается впечатление, что российские компании и власти делали все возможное, чтобы отгородиться от центрально-азиатских стран. Не последнюю роль сыграло и то, что центрально-азиатская нефть содержит смолоасфальтовые вещества, что требует сооружения специальных нефтеочистительных установок, а высокое процентное содержание активного сероводорода в нефти заставляет использовать антикоррозийные трубы. Схожесть характеристик данной нефти с аналогами технологического профиля Дацинского нефтеперерабатывающего комплекса позволяет КНР решить эти технические сложности. Китай продемонстрировал огромную заинтересованность в росте своего экономического влияния в регионе и захвате рынков сбыта для своей продукции (к 2000 г. товарооборот КНР со странами Центральной Азии составил около 2 млрд долл.), которая в силу своего низкого качества не находит сбыта на мировом рынке. Впрочем, есть статья китайского экспорта, по которой КНР в силу идентичности технологических стандартов уже давно составляет известную конкуренцию России. Речь идет о продаже вооружений (давно уже не ограничивающихся дешевой китайской модификацией автомата «Калашников»), в рамках которой КНР уже к 1991 г., обойдя Великобританию, уверенно занимает 4-е место в мире среди крупнейших экспортеров после США, России и Франции.

Уже в июне 1992 г. руководители пяти провинций и автономных районов северо-запада страны были вызваны в Пекин, где премьер Госсовета Ли Пэн поставил перед ними задачу освоения огромного рынка на севере. Вскоре после встречи руководители СУАР представили стратегию экономического сотрудничества с центрально-азиатскими республиками, с необычайной скоростью одобренную Пекином. Произошло резкое увеличение торгового оборота КНР со странами региона, и уже к концу десятилетия товарооборот КНР со странами Центральной Азии по многим показателям превышал российский. Динамика роста товарооборота была очень характерна для модели освоения Китаем нового рынка: стремительный рост в начале 90-х годов - с 45 млн долл. до 475 млн долл. в 1992 г. и до более 600 млн долл. в 1993 г. Кризис бартерной торговли, отказ населения Центральной Азии от низкокачественной китайской продукции вызвал замедление (а в 1994 г. даже падение до 577 млн долл.) торгового оборота, что вынудило китайские власти моментально переориентироваться с бартера и «челночной» торговли на предоставление краткосрочных технических кредитов, создание совместных предприятий в торговой сфере с целью увеличения товарооборота (к 1997 г. китайско-казахстанский товарооборот достиг 600 млн долл., и КНР стала вторым /после России/ основным торговым партнером Казахстана). Помимо освоения центральноазиатского рынка Пекин связывает большие надежды с подключением к транспортной и нефтепроводной инфраструктуре региона, что даст Китаю выход, минуя транзитные магистрали России, через Иран и Турцию в Персидский залив, Черное и Средиземное моря. Самым грандиозным проектом на сегодняшний день считается разрабатываемый с 1994 г. после 12-дневного турне Ли Пэна по Казахстану, Туркменистану, Узбекистану и Киргизии план строительства крупнейшего газопровода Туркменистан - Китай - Япония протяженностью около 8 тыс. км (в т.ч. морем) и мощностью 30 млрд куб. м в год. Стоимость строительства, которое предполагается начать в первые годы следующего тысячелетия и оплачивать главным образом за счет японских инвестиций, оценивается в 10 млрд долл.

В целом в 90-е гг. отношения Китая с центрально-азиатскими странами развивались очень успешно и порой подчеркнуто дружественно. Так, А. Акаев - автор «Дипломатии шелкового пути» - даже подал в суд на орган киргизского парламента «Свободные горы» за «постоянные наглые выпады в адрес Китая». Для китайцев, несмотря на мягкое демографическое «наползание» Китая (к середине 90-х гг. в Казахстане незаконно проживали 300 тыс. китайцев), сохраняется режим безвизового въезда в Киргизию. Центральноазиатские власти пытаются «не замечать» действия Пекина, которые наносят ущерб странам региона, что порождает у китайских властей определенный кураж. Например, Казахстан никак не прореагировал на то, что в январе 1999 г. Китай начал переброс части стока верхнего течения Иртыша, что привело к резкому загрязнению реки и существенному уменьшению водостока. Необычная активизация дипломатии КНР на северо-западном направлении объясняется, помимо стремления предотвратить попытки Тайваня заполнить геополитический «вакуум», образовавшийся в результате радикального изменения политической карты Центральной и Восточной Европы, а также всего «советского пространства», также мотивами, которые невозможно объяснить вне рамок парадигмы «коммунистического мессианства». Смена власти в странах так называемого социалистического содружества, роспуск СЭВ и ОВД (1991 г.), крушение всего советского блока, включая и СССР, оставляли социалистический Китай практически один на один с «мировым капитализмом», с военно-политическими и финансовыми структурами «золотого миллиарда». Оставшиеся социалистические страны Вьетнам, Лаос, Монголия, КНДР, Куба, которые, что характерно, Тайбэй также не обошел своим вниманием, не представлялись «надежным тылом», особенно в свете активного давления со стороны стран Запада, а также периодически вспыхивающей борьбы против «красно-коричневых» в Кремле.

«Китайский Кремль» («Чжуннаньхай»), казалось бы, должен был встать в этой сложнейшей обстановке перед дилеммой: либо выступить правопреемником КПСС в «мировом коммунистическом движении», либо «умыть руки» и отказаться раз и навсегда от крайне неудобного для себя «бремени лидерства». Следует сказать, что и на этот раз чувство диалектического прагматизма не изменило руководству КПК и оно, вновь неоднократно подтвердив, что КНР «не станет сверхдержавой» и «не будет стремиться к гегемонии», сосредоточило все внимание на том, чтобы ускоренными темпами социалистической модернизации превратить свою «самую населенную развивающуюся страну» и «самую большую социалистическую страну» в ведущую мировую державу и одновременно оградить нацию от влияния «трагического опыта» европейского «реального социализма». Таким образом, не отрекаясь публично от идей «пролетарского интернационализма», сохраняя верность революционным принципам марксизма-ленинизма и диалектично комбинируя «жесткость» и «гибкость», Пекин обеспечивал плавный и лишенный деморализующей «шоковой терапии» переход к сосредоточению страны на сугубо национальных задачах модернизации. Оптимальной для маневрирования в сложившихся условиях представлялась «архитектоника международных отношений», в соответствии с разработанной еще руководителем Центра международных исследований при Госсовете КНР Хуань Сяном в начале 80-х годов, т.е. в период противостояния КПК и КПСС, концепцией «многополюсности».

Крушение геостратегического соперника в лице СССР создавало объективные предпосылки для перегруппировки и консолидации сил двух оставшихся акторов «большого треугольника» - КНР и США с перспективой возрождения «новой биполярности». В создавшейся ситуации к лидерству и роли «знаменосца» Пекин подталкивали и ряд стран «третьего мира» и разношерстные антикапиталистические и антиглобалистские силы. Но более чем тема лидерства, Пекин волновали сейчас проблемы выживания и сосуществования без «идеологической конфронтации», по крайней мере, до наращивания собственной «комплексной мощи», с единственной оставшейся в мире «сверхдержавой» - готовым «образом врага» - Соединенными Штатами. Тем не менее, несмотря на неоднократные заверения, что после развала СССР Китай не стремится «заполнить вакуум» и превратиться в лидера социализма, создав вокруг себя политико-экономический блок социалистических стран, «обоюдное стремление идти по пути социализма» продолжало выступать мощным катализатором дипломатии Пекина, подтверждением чему служат, например, интенсивные межпартийные и межправительственные контакты КНР и Кубы. Визит на Остров Свободы Цзян Цзэминя в 1993 г. (первый визит на Кубу китайского руководителя такого уровня), когда председатель КНР был награжден высшей кубинской наградой - орденом «Хосе Марти», и первое посещение Китая Ф. Кастро в 1995 г., во время которого он заявил, что китайская реформа есть «самосовершенствование социалистической системы, а не отказ от социалистического пути», обозначили новые рубежи политических связей двух партий и стран. Особенно остро это чувствовали в Вашингтоне, где не очень доверяли заявлениям, подобным тому, которое сделал посол КНР в Мексике Хуан Сикань, касаясь китайско-кубинских отношений: «Китай не готов заменить СССР, и жители острова не должны тешить себя надеждой». Руководство США в этой связи более всего беспокоил вопрос о том, в какой степени это «коммунистическое ружье», используя метафору А.П. Чехова, грозит, рано или поздно, «выстрелить».

Учитывая создавшуюся ситуацию, из печати КНР изъяли формулировку «связи с коммунистическими и рабочими партиями», хотя практика приглашения лидеров зарубежных коммунистических партий для «обмена опытом», а также «отдыха и лечения» продолжалась. Одним из примеров, высвечивающих «политическую кухню» современного Пекина, могут служить интенсивные и не прекращающиеся до сих пор поиски методом «проб и ошибок» адекватного партнера для КПК в лице некой правящей партии России, взамен дискредитировавшей себя в глазах нового руководства в Кремле КПСС. При этом, явно опасаясь недовольства Кремля, Международный отдел ЦК КПК лишь в 1995 г. пошел на установление регулярных контактов с КПРФ, официально пригласив в КНР делегацию российских коммунистов во главе с Г. Зюгановым, и только в 1997 г. подписал с КПРФ первый совместный протокол. К концу 90-х гг. КПК были установлены контакты с 300 зарубежными политическими партиями и движениями в 130 государствах. Не забыт был также партократический опыт сотрудничества китайских коммерсантов с «дружественными фирмами», рекомендованными «братскими коммунистическими партиями». Впрочем, дальнейшие события показали, что в целом для внешнеэкономической деятельности Пекина осталось характерным стремление использовать политико-идеологический ресурс, когда речь идет о выгодах для китайской стороны, и стойкое разделение сферы политики и экономики, когда возникает вопрос о возможных китайских потерях.

Одновременно с этим в начале 90-х гг. китайское руководство было не готово, по крайней мере, психологически, подобно тому, как с начала века на щит был поднят лозунг «Только социализм может спасти Китай!», в современной ситуации связать себе руки призывом «Только Китай может спасти социализм!». Напротив, прагматически мыслящие лидеры склонны были поднять «знамя социалистических идей» достаточно высоко, придав ему вид менее пугающей хоругви «духовной цивилизации», чтобы оно не стесняло их движение вперед и не мешало «набирать очки» на националистических лозунгах. Во внешнеполитической деятельности КНР стала руководствоваться словами Дэн Сяопина: «Сдержанность, сдержанность и еще раз сдержанность… В мире есть еще много противоречий, которые Китай может использовать… Если только Китай выстоит, то в мире еще останется одна пятая человечества на прочных позициях социализма».

После развала СССР у китайского руководства окрепло осознание того, что в условиях «краха ялтинской системы» КНР имеет все шансы занять самостоятельное место в мировом развитии, тем более что отпала «угроза с Севера». Принципиально важно, что это место на уровне обыденного сознания не ассоциируется в глазах достаточно идеологизированных китайцев с ролью Китая в качестве «последнего бастиона пролетарского интернационализма». Будучи готовым выступать выразителем интересов стран «третьего мира», Китай сознательно уходил от «бремени» лидерства («цзюэбудантоу») и был не склонен представлять свою приверженность «мирному сосуществованию» как изощренную форму классовой борьбы. Демонстрацией возобладания прагматических установок стала, например, достаточно взвешенная политика Китая на африканском и латиноамериканском направлениях, где Пекин не стремится представить себя «витриной социализма» и поддерживать, идя на смену СССР, практически все движения, от «Сендеро Луминосо» в Перу до АНК в ЮАР, едва заикнувшиеся о своем «социалистическом выборе». В основу сотрудничества «Юг - Юг», по мнению Пекина, должны были лечь принципы, озвученные Цзян Цзэминем в ходе его, традиционного для дипломатии КНР, «серийного» визита в 6 стран Африки в 1996 г.: «искренняя дружба, „остающаяся верной в хорошую и дурную погоду“»; равенство в отношениях, взаимное уважение суверенитета, невмешательство во внутренние дела друг друга; взаимовыгода и взаимоблагоприятствование, стремление к общему развитию; активизация консультаций, тесное сотрудничество в международных делах; содействие созданию будущего справедливого миропорядка». Подобные общие «неклассовые» заверения в адрес народов других континентов в том, что Китай является их «другом при любой погоде», позволяют Пекину без опасения быть уличенным в «коммунистической пропаганде» озвучивать принципы своей «солидарной» внешней политики, подводя политическую базу под экономическое сотрудничество со странами Африки и Латинской Америки.

Панические настроения довольно быстро сменились в Пекине оптимистическими надеждами на то, что новая международная обстановка будет благоприятствовать укреплению националистических позиций Китая как олицетворения всех преимуществ конфуцианской цивилизации и прообраза «нового мирового политического порядка». Среди вероятных сценариев развития событий не исключался и такой, по которому в «постконфронтационной» эйфории после распада СССР прекратится военное присутствие США в АТР, что сделает для Китая актуальной задачу заполнения образовавшегося вакуума влияния в регионе, где он действительно претендует на неформальное лидерство. Наконец, в стратегическом плане Китай стремился использовать выгодную для себя ситуацию для перекачки передовых и дешевых российских технологий, особенно в сфере ВПК, закупки оружия, а главное - для привязки дальневосточных, сибирских, среднеазиатских ресурсов к соответствующим индустриальным центрам Северо-Восточного Китая и Синьцзяна. Так, по словам директора Китайского института современных международных отношений Шэн Цзюйжуна, «распад двухполюсной системы дал Китаю следующие возможности: отпала необходимость трудного выбора между СССР и США, существенно улучшились условия безопасности вокруг Китая, расширилось открытое пространство по всем направлениям. Хотя Китай стоит перед лицом серьезного вызова, шансы сильнее этого вызова».

Л.Л. Сухадольская* «Китайская мечта» и новая дипломатия Китая

АННОТАЦИЯ: В статье рассматривается идейно-политический лозунг «китайская мечта», выдвинутый новым китайским лидером Си Цзиньпином, проанализирован инновационный характер современной китайской дипломатии в новых условиях. Автор показывает, как осуществление «китайской мечты» зависит от мирного окружения Китая.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Китай, Си Цзиньпин, «китайская мечта», мирная политика, новая дипломатия.

Председатель КНР Си Цзиньпин посетил 29 ноября 2012 г. выставку «Путь к возрождению» в Китайском национальном музее. Там он впервые выдвинул новый лозунг о «китайской мечте» (чжунго мэн), в основе которой лежит реализация великого возрождения китайской нации1. Китайский лидер заявил, что «китайская мечта» - это квинтэссенция многовековых мыслей и чаяний китайского народа о построении справедливого общества, общества, в котором граждане страны будут жить в достатке, а также о месте Китая на мировой арене, которое бы соответствовало достигнутым этим государством успехам в экономике и политике и отражало бы существенно возросшую военную мощь2. В ноябре 2012 г. на открытии XVIII съезда КПК китайский лидер подчеркнул, что «мы определённо сможем к столетнему юбилею создания КПК (2020 г.) полностью построить среднезажиточ-ное общество (сяокан), а к столетию КНР превратить Китай в богатое,

* Сухадольская Людмила Леонидовна, с.н.с., Центр сравнительного изучения цивилизаций Северо-Восточной Азии, ИДВ РАН, Москва, Россия; Е-шаН: [email protected]

© Сухадольская Л. Л., 2016

1 Ломаное А., Борох О. Первые шаги нового руководства Китая // Проблемы Дальнего Востока. 2013. № 3. С. 16.

могущественное, демократическое, цивилизованное, гармоничное, модернизированное, социалистическое, современное государство»3.

После XVIII съезда КПК (2012 г.) и прихода к власти нового поколения руководителей стали очевидными изменения во внешнеполитическом курсе КНР. В настоящее время китайские официальные лица и политологи делают акцент именно на новизне китайской дипломатии, которая выражается в теории «дипломатии с китайской спецификой», новом положении китайских лидеров на мировой арене и дальнейшем развитии китайской «мягкой силы». Так, в своей статье «Инновации в теории и практике дипломатии» член Госсовета КНР Ян Цзечи, курирующий в правительстве внешнюю политику, отмечает, что «будучи более комплексной и лучше сбалансированной, дипломатия Китая в новых условиях демонстрирует такие черты, как богатство идей, ясные приоритеты, твёрдая позиция, гибкие подходы и самобытный стиль». Лозунг «китайская мечта» стал одной из главных внешнеполитических новаций Си Цзиньпина4. Руководство страны неоднократно заявляло о стремлении соединить китайскую мечту с мечтами других стран и увязать развитие Китая с созданием благ для всего мира.

Стремление к осуществлению китайской мечты на практике имеет существенное международно-политическое значение. Как полагает вице-президент Академии общественных наук Шанхая Хуан Жэнь-вэй, для достижения «китайской мечты» нужно мирное окружение, и Китай, несмотря на рост его мощи и влияния, следует курсом мирного возвышения5.

Министр иностранных дел КНР Ван И, выступая на втором Международном форуме мира в университете Цинхуа 27 июня 2013 г., выделил семь направлений внешнеполитической деятельности Китая: 1) строительство отношений нового типа между великими державами; 2) создание мирной и стабильной среды взаимодействия с сопредельными государствами; 3) установление отношений с развивающимися странами на основе концепции справедливости и выгоды; 4) дальнейшее проведение политики реформ и открытости; 5) активное участие в решении международных и региональных проблем, формирование нового мирового порядка; 6) отстаивание целей и

4 Портяков В. Контуры внешней политики лидеров Китайской Народной Республики пятого поколения // Проблемы Дальнего Востока. 2014. № 1. С. 18.

5 Там же. С. 17.

принципов Устава ООН и общественных норм международного права; 7) защита законных прав китайских граждан за рубежом6.

7 сентября 2013 г. во время посещения Казахстанского университета им. Назарбаева председатель КНР Си Цзиньпин выдвинул стратегическую концепцию совместного создания «экономического коридора Шёлкового пути», которая включает «пять объединяющих» предложений: укрепление политических контактов, развитие дорожных коммуникаций, обеспечение бесперебойной торговли, укрепление сферы денежного обращения и содействие сближению народов региона.

В ходе визита в страны АСЕАН глава КНР в своём выступлении в индонезийском парламенте выдвинул стратегическую идею совместного строительства Морского Шёлкового пути XXI века. Новая внешняя стратегия Китая получила сокращённое название «Одна полоса - один путь». Основой и главным содержанием «Одной полосы и одного пути» XXI века являются экономическое сотрудничество, а важной опорой - сотрудничество в области культуры, образования, науки и техники, медицины и здравоохранения, СМИ, туризма и в др. гуманитарных сферах. Китай намерен широко развивать культурный обмен и взаимодействие со странами, расположенными вдоль Нового Шёлкового пути. Более 50 стран вдоль Великого Шёлкового пути выразили готовность участвовать в инициативе «один пояс - один путь», чтобы способствовать общему развитию Китая, Азии и Европы.

В феврале 2014 года председатель КНР Си Цзиньпин принял участие в торжественной церемонии открытия зимней Олимпиады в Сочи. Во время встречи с Владимиром Путиным Си Цзиньпин ознакомил его с концепцией «экономической полосы Шёлкового пути» и «Шёлкового пути на море» и пригласил Россию участвовать в этом проекте. Путин позитивно откликнулся на данную инициативу и отметил, что Россия будет активно поддерживать строительство «одной полосы и одного пути».

Дипломатическую деятельность, направленную на сотрудничество в рамках «одной полосы и одного пути», называют «дипломатией Шёлкового пути». За 2014 год руководители Китая неоднократно наносили визиты в страны вдоль Шёлкового пути, заинтересованные страны выразили полное понимание и поддержку реализации «экономической полосы Шёлкового пути». 24 октября 2014 г.

6 Мокрецкий А. Основные направления китайской дипломатии // Проблемы Дальнего Востока. 2015. № 1. С. 44.

Китай подписал меморандумы о взаимопонимании с 21 страной, объявил об открытии Азиатского банка инфраструктурных инвестиций в целях предоставления денежной поддержки для строительства инфраструктуры в странах вдоль «одной полосы и одного пути». На саммите АТЭС Си Цзиньпин объявил о создании Фонда Шёлкового пути, вложив 40 млрд. долларов США в поддержку строительства инфраструктуры, освоения ресурсов и экономического сотрудничества стран вдоль «одной полосы - одного пути». Дипломатия Шёлкового пути представляет новое мышление и новое направление китайской дипломатии, раньше дипломатия обслуживала экономическое строительство, а теперь экономика и дипломатия функционируют параллельно. Так, предложение Си Цзиньпина о создании «инновационной модели сотрудничества» - совместном строительстве экономического пояса «Шёлкового пути» - стало новацией, способной породить серьёзные геополитические последствия. Благодаря инициативе Си Цзиньпина КНР может превратиться в главного экономического и политического игрока обширного региона, охватывающего Центральную, Южную и Западную Азию.

Председатель КНР Си Цзиньпин 29 марта 2015 г. в государственной резиденции Боао в островной провинции Хайнань провёл встречу с членами правления Боаоского азиатского форума (БАФ) 4-го созыва. В своём выступлении китайский лидер отметил, что в данный момент в Китае активно претворяются в жизнь «четыре всесторонние концепции», под которыми подразумевается инициатива о всестороннем построении среднезажиточного общества (сяокан), всестороннем углублении реформ, всестороннем управлении государством в соответствии с принципом верховенства закона и всестороннем управлении партией со всей строгостью. «Всё это представляет собой не только план государственного управления в новых исторических условиях, но и важную гарантию для осуществления мечты о великом возрождении китайской нации», - заявил Си Цзиньпин. Китайский лидер также подчеркнул всё более тесную взаимосвязь между Китаем и миром и намерение Китая по-прежнему придерживаться политики добрососедства, дружбы и открытости к внешнему миру на основе взаимной выгоды и обоюдного выигрыша7.

В мае 2015 г. Си Цзиньпин совершил три визита в Россию, Казахстан и Беларусь, которые имели две основные цели: торжественно отметить 70-летие победы над фашизмом во Второй мировой войне

7 http://russian.news.en/china/2015-03/29/c 134107587.htm (Дата обращения 10 апреля 2015 г.).

и укрепить политическое доверие и тесное сотрудничество между странами. Ведущие международные СМИ уделили большое внимание этим поездкам и отмечали, что с учётом сегодняшних международных отношений Китай обращает свой взор на весь мир, при этом твёрдо и неуклонно проводит свою внешнюю политику. Также было отмечено, что поездка лидера КНР в три страны открыла новую страницу в истории современной китайской дипломатии.

В ходе этой поездки Си Цзиньпин вновь призвал стороны к формированию нового типа международных отношений, основанных на принципах взаимовыгодного сотрудничества. Именно это отвечает сегодняшним тенденциям мирового развития, отражает интересы всего мирового сообщества. Обращаясь ко всем странам, китайский лидер отметил, что «сила в сплочённости, а самоизоляция ослабляет». Уроки Второй мировой войны напоминают: невозможно сосуществование «по законам джунглей», политика мира противостоит диктату силы, развитие человечества не предполагает таких принципов, когда «победитель получает всё» или когда избирается игра с нулевым результатом. Китай выступил с инициативой формирования нового типа международных отношений, которые подразумевают защиту целей и Устава ООН на новом этапе развития, сохранение основополагающих международных правил, включая невмешательство во внутренние дела других стран, уважение суверенитета, независимости и территориальной целостности государства, сохранение принципиальной роли ООН и СБ в обеспечении мира во всём мире, развёртывании диалога и сотрудничества, что помогает добиваться общего выигрыша8.

Председатель КНР Си Цзиньпин и главы трёх стран достигли единодушия и общего понимания по вопросу о необходимости создания «сообщества единой судьбы», с учётом пересекающихся интересов, с долгосрочной перспективой в плане стратегии и при наличии твёрдой политической воли. Особое внимание Си Цзиньпин в ходе визитов уделил гуманитарным контактам и вопросам укрепления традиционной дружбы между народами Китая, России, Казахстана и Беларуси, так как они имеют особое значение не только для укрепления дружеских связей и контактов, но и позитивно влияют на общественные настроения, укрепляют социальные основы. Главы четырёх стран заявили о намерении и впредь расширять обмен в сфере культуры, укреплять сотрудничество с СМИ и молодёжные контакты. Ориентированные на Евразию, эти три визита вместе с тем

были обращены ко всему миру. Китайский лидер призвал все страны внимательно подходить к трагическим урокам исто9рии, неуклонно и твёрдо защищать мир, содействовать его развитию9.

22-25 сентября 2015 г. состоялся первый государственный визит председателя КНР Си Цзиньпина в США. У правительства Китая и главы государства Си Цзиньпина была чёткая цель поездки в США - продвижение взаимного доверия и обоюдовыгодного сотрудничества между двумя глобальными державами. Растущая взаимозависимость стран и их переплетающиеся интересы делают неприемлемой конфронтацию между Китаем и США. В своём выступлении в Сиэтле Си Цзиньпин подчеркнул: «Создание межгосударственных отношений нового типа, характеризующихся отсутствием конфронтации, взаимоуважением и обоюдовыгодным сотрудничеством является приоритетом внешней политики Китая». Си Цзиньпин выдвинул четыре предложения в целях ухода от старого шаблона взаимоотношений между возрастающей силой и установленной властью. В ходе своего визита глава КНР неоднократно подчёркивал крайнюю важность устранения какого-либо просчёта в двусторонних отношениях и необходимости более тесного сотрудничества10.

26 сентября 2015 г. председатель КНР Си Цзиньпин прибыл в Нью-Йорк для участия в ряде саммитов ООН, посвящённых 70-летию образования этой всемирной организации, и выступил на саммите ООН по развитию. Он заявил, что «Для народов всех стран развитие означает существование и надежду, символизирует достоинство и права»11. Путь определяет судьбу, новые пути требуют новых концепций, обращают взор к новым практикам. Сегодняшний мир всё больше становится сообществом единой судьбы. При условии сплочённости и сотрудничества всех стран, преодолении трудностей совместными усилиями, непрерывном продвижении вперёд дела содействия глобальному развитию, мы наверняка сделаем планету, на которой живём, ещё более прекрасной12.

С 19 по 23 октября 2015 г. председатель КНР Си Цзиньпин совершил государственный визит в Великобританию, ознаменовав «золотую эпоху» китайско-английского всестороннего стратегического партнёрства в XXI веке. Визит Си Цзиньпина оформил новое позиционирование в китайско-английских взаимоотношениях, установил

9 Там же. С. 23.

12 Там же. С. 21. 12 Там же.

новые направления китайско-английского сотрудничества, придал новое значение партнёрству двух стран, не только продвинув отношения Китая и Великобритании, Китая и Европы, но и продемонстрировав их глобальную значимость. Проявленные Китаем искренность и доброжелательность заслужили положительные отклики с английской стороны, в связи с чем Китай и Великобритания готовы работать друг с другом для построения глобального всестороннего стратегического партнёрства XXI века, характеризующегося долгосрочно-стью, открытостью и взаимовыгодностью. Результаты визита председателя Си Цзиньпина в Великобританию вновь продемонстрировали всему миру, что Китай обладает твёрдыми намерениями относительно взаимовыгодного сотрудничества и стратегии открытости, развитие Китая принесёт разным странам мира большую жизнеспособность и больше новых возможностей.

Китайский лидер в США, в ООН, в Великобритании, а также в других выступлениях неоднократно подчёркивал необходимость отказаться от «холодной войны» и противостояния лагерей, в полной мере проявить центральную роль ООН и СБ в прекращении войны и поддержании мира, разрешить споры с помощью диалога и преодолеть разногласия путём консультаций. Международное сообщество находится на новой отправной исторической точке, и ему нужно тщательно продумать, как лучше всего продвигать идеи мира и развития в XXI веке. Китай не собирается уклоняться от своей ответственности и обязанностей в области мира и развития, и намерен приложить в этом направлении совместные усилия со странами всего мира, в особенности с ведущими странами. «Мы должны сформировать глобальное партнёрство на мировом и региональном уровнях и использовать новые подходы к межгосударственным отношениям, в которых главенствует диалог, а не конфронтация, на первый план выходит партнёрство, а не альянсы. Ведущие страны в своих отношениях должны придерживаться принципов бесконфликтности, некон-фронтационности, взаимного уважения и сотрудничества, выгодного для всех», - считает китайский лидер13.

Перемены в Китае вызовут изменения во всём мире, а мировые изменения повлияют на Китай. Они будут направлены на великое единение мира. Претворяя в жизнь «китайскую мечту», Поднебесная путём собственного развития будет содействовать развитию и процветанию всего мира, сбалансированному развитию и гармоничному взаимодействию всего человечества. Китайский народ, прилагая

13 http://inforшburo.dn.ua/cgi-bin/iburo/start.cgi?info58=8746&page=2 (Дата обращения 10 ноября 2015 г.)

усилия для реализации «китайской мечты», готов вместе с международным сообществом осуществить такую «всемирную мечту», как достижение прочного мира и общего процветания. Китайская сторона по-прежнему придерживается трёх принципов: не претендовать на региональное господство, не создавать сферу влияния, не вмешиваться во внутренние дела других стран. Китай будет уверенно идти по пути мирного развития, китайский народ будет бороться за достижение «китайской мечты» - будет претворять в жизнь мечту о великом возрождении китайской нации. Китайская философия развития заслуживает понимание и одобрение всё большего количества людей, способствует их вере в то, что на фоне сложной ситуации в мировой экономике Китай, придерживающийся мирного развития и взаимовыгодного сотрудничества, - это благо для всего мира.

L.L. Sukhadolskaya* "Chinese dream" and the new diplomacy of China

ABSTRACT: This paper deals with the ideological and political slogan "Chinese Dream" declared by the new Chinese leader Xi Jinping. The paper analyzes the innovate nature of the China"s contemporary diplomacy. The author shows how the implementation of the "Chinese Dream" slogan depends on China"s peaceful surroundings.

KEYWORDS: China, Xi Jinping, "Chinese dream", peace policy, new diplomacy.

* Sukhadolskaya Lyudmila Leonidovna, senior researcher, Center for comparative study of civilizations of the Northeastern Asia, Institute of Far Eastern Studies, Moscow. Russia; E-mail: [email protected]

14 Чжоу Ли. Экономическая полоса Шёлкового пути - воплощение мира, развития и процветания // Китай. 2014. Декабрь. № 12. С. 37.

по отношению к трем предыдущим является своего рода «несовместимость». Дхарма не может быть смешана ни с либерализмом, ни с социализмом, ни с национализмом. Она, существует «параллельно», т. к. для нее отсутствует противопоставление сфер жизни общества, противопоставление природного, социального и индивидуального. Тем не менее, она содержит в себе элементы ведущих ценностей всех трех доктрин.

Примечания

1 См.: Upadhyaya, D. Integral Humanism / Deendayal Upadhyaya [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.bjp.org/.

2 См.: Andersen, W. The Brotherhood in Saffron: The Rashtriya Swayamsevak Sangh and Hindu Revivalism / Walter K. Andersen, Shridhar D. Damle [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://en.wikipedia.org/wiki/the_brotherhood_in_saffron:_ the _ rashtriya _ swayamsevak_ sangh_and_hindu_revivalism.

3" Upadhyaya, D. Integral Humanism / Deendayal Upadhyaya [Электронный ресурс].

Режим доступа: http://www.bjp.org/.

4 См.: Pre-occupation with materialism [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://en/wikipedia/org/wiki/Integral_humanism.

Валерий Ким Екатерина Иванченко

Некоторые особенности дипломатии Китая в период средневековья

Тысячелетиями огромный культурный Китай существовал среди варварских кочевых племен на Севере и относительно малых и слабых государственных образований на Юге и Востоке1. Такое положение, сохранившееся и в средние века, отразилось на внешнеполитических воззрениях как элиты, так и всего китайского народа, считавшего свою страну центром земли и остального человечества, у которого нечему учиться культурным китайцам. Комплекс этноцивилизационного превосходства отразился даже на такой прагматической сфере деятельности, как дипломатия2.

Известно, что китайцы - одни из самых обходительных людей во всем мире, их корректность в деловой сфере и коммуникабельность в обычной жизни часто становятся темами для многочисленных научных трудов. Период Средневековья стал для Китая эпохой различных затяжных войн и длительных межэтнических контактов. Расширение пределов государства, увеличение данников из числа иноземных правителей было целью внешней политики множества династий, сменявших друг друга на политической арене Китая. Неоднократные войны сменялись периодами неустойчивого перемирия.

Используя сведения об особенностях китайской дипломатии, которые приведены далее, можно избежать многочисленных просчетов при межэтнических контактах с китайцами в современных международных отношениях.

Ретроспективный экскурс в политику Китая в период Средневековья показывает, что с падением империи Хань на рубеже II-III вв. в Китае происходит смена эпох: заканчивается древний период истории страны и начинается Средне-вековье3. Первый этап раннего феодализма вошел в историю как время Троецар-

ствия (220-280 гг.). На территории страны сложилось три государства (Вэй - на севере, Шу - в центральной части и У - на юге), власть в которых по типу приближалась к военной диктатуре. Но уже в конце III в. политическая стабильность в Китае вновь утрачивается, и он становится легкой добычей хлынувших сюда кочевых племен, преимущественно оседавших в северо-западных районах страны. С этого момента в течение двух с половиной веков Китай был разделен на северную и Южную части, что сказалось на последующем его развитии.

Укрепление централизованной власти происходит в 20-х гг. V в. после основания здесь империи Южная Сун и в 30-х гг. V в. - на севере, где усиливается империя Северная Вэй, в которой стремление к установлению единой китайской государственности было выражено сильнее. В 581 г. на севере произошел государственный переворот: полководец Ян Цзянь отстранил императора и переменил название государства Суй. В 589 г. он подчинил своей власти южное государство и впервые после четырехсотлетнего периода раздробленности восстановил политическое единство страны.

Если же говорить об особенностях развития политических связей Китая с другими государствами в более поздний период, то необходимо отметить, что в XV в. активизируется южное направление внешней политики. Китай вмешивается во вьетнамские дела и захватывает ряд районов Бирмы. С 1405 по 1433 год в страны Юго-Восточной Азии, Индии, Аравию и Африку совершается семь грандиозных экспедиций китайского флота под руководством Чжэн Хэ (1371 - около 1434). В разных походах он вел от 48 до 62 только крупных кораблей (это путешествие совершено за 100 лет до открытия Колумбом Америки, причем флагманский корабль Чжэн Хэ превосходил в два с лишним раза по размерам знаменитую «Санта Марию» Колумба). Целью вояжа было установление торговых и дипломатических связей с заморскими странами, хотя вся внешняя торговля была сведена к обмену данью и дарами с зарубежными посольствами, на частную же внешнеторговую деятельность накладывался строжайший запрет. Караванная торговля также приобрела характер посольских миссий.

Частная торговая деятельность признавалась легальной и доходной для казны, однако общественное мнение считало ее недостойной уважения и требовавшей систематического контроля со стороны властей. Само же государство вело активную внутреннюю торговую политику. Казна принудительно закупала товары по низким ценам и распределяла продукты казенных промыслов, продавала лицензию на торговую деятельность, сохраняла систему монопольных товаров, содержала императорские лавки и насаждала государственные «торговые поселения».

Анализируя особенности тайной и официальной китайской дипломатии в Средние века, делаем вывод, что она исходила из концепции «предопределенного менталитета» остального мира от Китая, поскольку «Небо над миром одно, Мандат Неба выдан императору, следовательно, весь остальной мир - вассал Китая. Император получил ясный приказ Неба править китайцами и иностранцами... С тех пор как существуют Земля и Небо, существует и деление на поданных и государей, низших и высших. Поэтому существует определенный порядок в отношениях с иностранцами...»

О сути такого «определенного порядка» говорит иероглиф «фань», обозначающий одновременно иностранца, чужеземца, подчиненного, дикаря. По представлениям китайцев, их страна - круг, вписанный в квадрат мира, а в уголках квадрата существуют вышеупомянутые «фань», относиться к которым гуманно нельзя, поскольку «принцип морали для управления Китаем, принцип нападения - для

управления варварами». Завоеванным Китаем уголкам мирового квадрата давались следующие названия: Аньдун (Смиренный Восток), Аннань (Смиренный Юг).

Знание мира у китайской верхушки было, но оно принципиально игнорировалось: весь некитайский мир рассматривался как что-то периферийное и однообразное, многообразие мира и реальность заслонялись шовинистической и китае-центрической догмой, которая, возможно, и по сей день дает о себе знать в менталитете китайцев.

На практике апологеты «предопределенного вассалитета» удовлетворялись номинальным вассалитетом: главными обязанностями «вассала» были посещение Пекина (официально трактуемое как проявление верноподданничества) с подарками китайскому императору (трактуемыми как дань) и получение «вассалом» еще более ценных подарков от императора, именуемых «милостью и жалованьем».

Объясняется данный феномен китайской дипломатии тем, что концепция «предопределенного вассалитета» была рассчитана не столько на иностранцев, сколько на самих китайцев: видимость вассалитета - дополнительное доказательство власти династии, которая таким образом убеждала народ, что перед ней «все иностранцы в трепете подчинились», «бесчисленные государства спешат стать вассалами, принести дань и узреть Сына Неба». Таким образом, в Китае внешняя политика находится на службе внутренней политики прямо, а не опосредованно, как на Западе. Параллельно убеждению масс, в стремлении большинства стран «приобщиться к цивилизации» нагнеталось также ощущение внешней опасности от закоренелых варваров с Севера для сплочения общества и оправдания жестокой налоговой эксплуатации: «Отсутствие внешних врагов ведет к распаду государства».

С целью усиления психолого-идеологического воздействия в нужном направлении на иностранцев и собственный народ была абсолютизирована церемониальная сторона дипломатических контактов. В соответствии с дипломатическим ритуалом «коу-тоу», просуществовавшим до 1858 г., иностранные представители должны были выполнить ряд унижающих их личное и государственное достоинство их стран условий аудиенции с китайским императором, в том числе 3 преклонения и 9 падений ниц.

В 1660 г. цинский император так прокомментировал прибытие в Пекин российской миссии Н. Спафария: «Русский царь назвал себя Великим Ханом и вообще в грамоте его много нескромного. Белый царь всего лишь глава племен, а самонадеян и грамота его кичливая». Россия находится далеко на западной окраине и недостаточно цивилизованна, но в присылке посла видно стремление к выполнению долга. Поэтому велено Белого царя и его посла наградить милостиво». Отказ Н. Спафария стать на колени при получении даров императора был расценен как «недостаточное обращение русских к цивилизации». Китайский сановник откровенно заявил русскому послу, что «Русь не вассал, но обычай переменить нельзя». На что Спафарий ответил: «Ваш обычай от нашего разнится: у нас идет к чести, а у вас к бесчестью». Посол уезжал из Китая с убеждением, что «они легче потеряют царство свое, чем покинут обычай свой».

В то время как официальная дипломатия выполняла роль атрибута имперского величия Китая, конкретные задачи внешней политики решались методами тайной неофициальной дипломатии, т. е. китайская дипломатия - с двойным дном (тайная дипломатия в двух странах решает только немногие деликатные конкретные задачи). Тайная дипломатия старого Китая проникнута духом легизма и его приоритетом государственных интересов любой ценой (цель оправдывает средства) и исходит из реального положения вещей, а не из догм официальной политики.

Поскольку война для огромного земледельческого Китая всегда была бременем, он постоянно исходил из того, что «дипломатия - альтернатива войне»: «сначала разбей замыслы врага, потом его союзы, затем его самого».

Инструментарий китайской дипломатии состоял не только из хитроумных ловушек, но и из разработанных на все случаи опасной международной жизни конкретных внешнеполитических доктрин:

Горизонтальная стратегия - в самом начале и в упадке династии. Слабый Китай вступает в союзы с соседями против дальнего для Китая, но близкого соседям противника. Таким образом, соседи отвлекаются в противоположном от Китая направлении;

Вертикальная стратегия - в апогее династии: Сильный Китай наступает на соседей «в союзе с далекими против близких»;

Комбинационная стратегия - смена союзников как перчаток;

Сочетание военных и дипломатических методов: «пером и мечом надо действовать одновременно»;

- «использование яда в качестве противоядия» (варваров против варваров);

Симуляция слабости: «прикинувшись девицей, броситься, как тигр в открытые двери».

Резюмируя все вше сказанное, приходим к следующим выводам:

Дипломатию - игру без правил - Китай довольно успешно превратил в игру по своим правилам, используя стратагемный подход, в качестве своего рода дипломатического каратэ, неизбежно фатальной для противников Поднебесной.

Стратагема - это особый стратегический план, в котором для противника заложена ловушка. Соответственно, дипломатическая стратагема - сумма целенаправленных дипломатических и иных мероприятий, рассчитанных на реализацию долговременного стратегического плана решения кардинальных задач внешней политики.

Философия интриги, искусство введения в заблуждение, активная дальновидность; умение не только рассчитать, но и запрограммировать ходы в политической игре -именно в этом заключена дипломатическая стратагема Китая - основное средство борьбы с внешними врагами государства в период Средневековья.

В современных условиях китайская дипломатия умело использует некоторые приемы из богатого арсенала «китайских переговорных церемоний» для улаживания межконфессиональных и межэтнических конфликтов.

Примечания

1 Говоров, Ю. Л. История стран Азии и Африки в средние века / Ю. Л. Говоров. -М., 2003.

2 Исмаилова, С. Всемирная история / С. Исмаилова. - М., 1996.

3 Поляк, Г. Б. Всемирная история: учеб. для вузов / Г. Б. Поляк, А. Н. Маркова. -М., 2005.

Дипломатия другой восточной страны - Китая также носит очень специфическии и своеобразный характер и заслуживает отдельного рассмотрения.

Она исторически претерпевала серьезные измене­ния в зависимости от обстановки и задач, которые стояли перед страной.

Вот, например, как Чжоу Эньлай в 1949 г. характеризовал ки­тайскую дипломатию: «Если раньше мы придерживались курса не­признания капиталистических стран и их дипломатических пред­ставительств в Китае, то есть дипломатии свободных рук, то сейчас при взятии центральной власти в свои руки нам придется избрать дипломатию полусвободных рук, то есть в отдельных случаях вступать с ними в фактические связи» 1 .

Затем Китай перешел к дипломатии полностью свободных рук и часто строил свою внешнеполитическую линию, исходя из стремления отвлечь народ от внутренних трудностей.

Наметился при этом и свой стиль переговоров - повторяя изо дня в день одну и туже позицию (50-е «серьезное предупреждение»), искусственно создавая тупики в переговорах, вынудить партнера при­нять китайские условия, а в случае отказа возложить ответственность на другую сторону, обвинив ее в нежелании пойти на компромисс.

Когда же это было нужно и выгодно Китаю, дипломатия страны проводила архигибкую линию. Занимая жесткую позицию в отно­шении Тайваня («есть один Китай»), китайская дипломатия затем давала понять намеками (иногда через третьих лиц) США и Япо­нии, что Тайвань не главное препятствие при решении двусторон­них проблем. И как всегда находилось для этого броское определе­ние «Тайвань может подождать».

Китайский национальный стиль переговоров отличается и дру­гими особенностями. В делегации партнера китайцы обычно выде­ляют людей, которые выражают им симпатию, и стараются через них оказать влияние на позицию другой стороны. Окончательные решения принимаются китайской стороной обычно не за столом переговоров, а дома, после обсуждения. В китайских делегациях обычно много экспертов по различным вопросам и потому ее чис­ленность оказывается достаточно большой. Уступки китайцы де­лают обычно в конце переговоров, ошибки, допущенные партнера­ми, умело используют".

Китайские дипломаты очень успешно использовали заинтере­сованность иностранных государств в рынках сбыта («Китай - самый большой рынок сбыта!»), рассматривая заключенные ими торговые соглашения, контракты как первый шаг сначала к норма­лизации, а потом к расширению двусторонних политических отно­шений. Когда у КНР не было дипломатических связей с рядом стран Запада, она мастерски использовала дипломатию спортив­ных связей (пинг-понговая дипломатия 60-х годов) для того, чтобы показать, что связи есть и их можно расширить для пригла­шения в Пекин представителей западной интеллигенции, народ­ной дипломатии и т.д. Впрочем, этот метод они, возможно, заимст­вовали и у нас, так как мы также широко использовали так назы­ваемую народную дипломатию.

В последнее десятилетие китайская дипломатия активно ис­пользует как трибуну ООН во время сессий Генеральной Ассам­блеи, так и заседания Совета Безопасности. При этом для нее ха­рактерна самостоятельность позиции, она, как правило, не огляды­вается на позиции других стран, а проводит свою собственную, самостоятельную линию. Она не опасается, голосуя по принципи­альным вопросам, применять право вето, даже если государства, с которыми у нее тесные отношения, поддерживают другую резолю­цию. Ее делегаты обычно хорошо и аргументированно отстаивают свою позицию. чаев отпала необходимость сбора посольствами фактической ин­формации, которая может быть получена другим путем, и, прежде всего, той, которая передается по всем каналам мировых средств массовой информации, (Впрочем, я сам в этом сомневаюсь, так как любая информация стоит денег, а расходы на дипломатическую службу, а в особенности в России, сокращаются, кроме того, я знаю, что многие западные посольства в Москве сами собирают не­обходимую для них коммерческую информацию).

Выступавший от имени России заместитель министра ино­странных дел С.Б. Крылов подчеркнул, что дипломаты, условно говоря, должны стать коммивояжерами в их задачу входит демон­страция возможности торгового сотрудничества, осуществление крупных экономических проектов".

В прошлом наиболее активную торговую дипломатию проводи­ли, прежде всего, те страны, которые жили от внешней торговли. Так, Питт Младший, премьер-министр Англии (1759-1806 гг.) го­ворил: «Британская политика - это британская торговля». Прус­сия в 20-30-х годах прошлого столетия добилась своего влияния в Германии благодаря созданию таможенного союза, из которого была исключена Австрия, главный ее конкурент. В настоящее время к странам, которые особенно заинтересованы в активной экономической дипломатии, нужно отнести «большую восьмерку» (отсюда и ежегодный экономический саммит), страны СНГ - прежде всего Украину и Белоруссию, для которых проблема экс­порта является первостепенной.

1Тихвинский С. Л. Путь Китая к объединению и независимости: 1898-1949. - М„ 1996. - С. 467.