Жили были дед и баба мульт. Владимир Кулеба - Жили-были «Дед» и «Баба

Коза дереза
Русская народна сказка.

Жили были дед да баба да внученька Маша. Не было у них ни коровки, ни свинки, никакой скотинки - одна коза. Коза, черные глаза, кривая нога, острые рога. Дед эту козу очень любил. Вот раз дед послал бабку козу пасти. Она пасла, пасла и домой погнала. А дед сел у ворот да и спрашивает:

Коза моя, коза, чёрные глаза, кривая нога, острые рога, что ты ела, что пила?
- Я не ела, не пила, меня бабка не пасла. Как бежала через мосточек ухватила кленовый листочек, - вот и вся моя еда.

Рассердился дед на бабку, раскричался и послал внучку козу пасти. Та пасла, пасла и домой пригнала. А дед у ворот сидит и спрашивает:
- Коза моя, коза, чёрные глаза, кривая нога? острые рога, что ты ела, что пила? А коза в ответ:
- Я не ела, я не пила, меня внучка не пасла, как бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек, - вот и вся моя еда.

Рассердился дед на внучку, раскричался, пошёл сам козу пасти. Пас, пас, досыта накормил и домой погнал. А сам вперёд побежал, сел у ворот да спрашивает:
- Коза моя, коза, чёрные глаза, кривая нога, острые рога, хорошо ли ела, хорошо ли пила?
А коза говорит:
- Я не пила, я не ела, а как бежала через мосточек ухватила кленовый листочек,- вот и вся моя еда!

Рассердился тут дед на обманщицу, схватил ремень, давай её по бокам лупить. Еле-еле коза вырвалась и побежала в лес.

В лес прибежала да и забралась в зайкину избушку, двери заперла, на печку залезла. А зайка в огороде капусту ел. Пришёл зайка домой - дверь заперта. Постучал зайка да и говорит:
- Кто мою избушку занимает, кто меня в дом не пускает?
А коза ему отвечает:
- Я коза-дереза пол бока луплена, за три гроша куплена, я как топну - топну ногами, заколю тебя рогами, хвостом замету.
Испугался зайчик, бросился бежать. Спрятался под кустик и плачет, лапкой слёзы вытирает.
Идет мимо серый волк, зубами щёлк.
-О чём ты заинька плачешь, о чём слёзы льёшь?
- Как мне, заиньке, не плакать, как мне серому, не горевать: построил я себе избушку на лесной опушке, а забралась в неё коза-дереза, меня домой не пускает.
- Не горюй, заинька, не горюй серенький, пойдём я её выгоню.
Подошёл серый волк к избушке да как закричит:
- Ступай, коза, с печи, освобождай зайкину избушку!
А коза ему и отвечает:
- Я коза-дереза, пол бока луплена, за три гроша куплена, как выпрыгну, как выскочу, забью ногами, заколю рогами - пойдут клочки по закоулочкам!
Испугался волк и убежал!
Сидит заинька под кустом, плачет, слезы лапкой утирает. Идёт медведь, толстая нога. Кругом деревья, кусты трещат.
- О чём, заинька, плачешь, о чём слёзы льёшь?
- Как мне, заиньке, не плакать, как мне серому, не горевать: построил я избушку на лесной опушке, а забралась ко мне коза-дереза, меня домой не пускает.

Пошёл к избушке медведь да давай реветь:
- Пошла, коза, с печи, освобождай зайкину избушку!
Кога ему в ответ:
- Как выскочу, да как выпрыгну, как забью ногами, заколю рогами, - пойдут клочки по закоулочкам!
Испугался медведь и убежал.
Сидит зайка под кустом, пуще прежнего плачет, слёзки лапкой утирает. Кто мне зайчику серенькому поможет? Как мне козу-дерезу выгнать?
Идёт петушёк, красный гребешёк, в красных сапогах, на ногах шпоры, на плече коса.
- Что ты, заинька, так горько плачешь, что ты серенький, слёзы льёшь?
- Как мне не плакать, как не горевать, построил я избушку, на лесной опушке, забралась туда коза-дереза меня домой не пускает.
- Не горюй, заинька, я её выгоню.
- Я гнал - не выгнал, волк гнал - не выгнал, медведь гнал - не выгнал, где тебе, Петя, выгнать!
- Пойдём посмотрим, может и выгонем!
Пришёл Петя к избушке да как закричит:
- Иду, иду скоро, на ногах шпоры, несу острую косу, козе голову снесу! Ку-ка-ре-ку!
Испугалась коза да как хлопнется с печи! С печи на стол, со стола на пол, да в дверь, да в лес бегом! Только её и видели.
А заинька снова стал жить в своей избушке, на лесной опушке. Морковку жуёт, вам поклон шлёт.

Вот и сказке конец, а кто слушал, молодец.

художник А.Савченко

Жили-были дедушка да бабушка. Была у них внучка Машенька.

Собрались раз подружки в лес - по грибы да по ягоды. Пришли звать с собой и Машеньку.

Дедушка, бабушка, - говорит Машенька, - отпустите меня в лес с подружками!

Дедушка с бабушкой отвечают:

Иди, только смотри от подружек не отставай - не то заблудишься.

Пришли девушки в лес, стали собирать грибы да ягоды. Вот Машенька - деревце за деревце, кустик за кустик - и ушла далеко-далеко от подружек.

Стала она аукаться, стала их звать. А подружки не слышат, не отзываются.

Ходила, ходила Машенька по лесу - совсем заблудилась.

Пришла она в самую глушь, в самую чащу. Видит-стоит избушка. Постучала Машенька в дверь - не отвечают. Толкнула она дверь, дверь и открылась.

Вошла Машенька в избушку, села у окна на лавочку.

Села и думает:

„Кто же здесь живёт? Почему никого не видно?.." А в той избушке жил большущий медведь. Только его тогда дома не было: он по лесу ходил. Вернулся вечером медведь, увидел Машеньку, обрадовался.

Ага, - говорит, - теперь не отпущу тебя! Будешь у меня жить. Будешь печку топить, будешь кашу варить, меня кашей кормить.

Потужила Маша, погоревала, да ничего не поделаешь. Стала она жить у медведя в избушке.

Медведь на целый день уйдёт в лес, а Машеньке наказывает никуда без него из избушки не выходить.

А если уйдёшь, - говорит, - всё равно поймаю и тогда уж съем!

Стала Машенька думать, как ей от медведя убежать. Кругом лес, в какую сторону идти - не знает, спросить не у кого...

Думала она, думала и придумала.

Приходит раз медведь из лесу, а Машенька и говорит ему:

Медведь, медведь, отпусти меня на денёк в деревню: я бабушке да дедушке гостинцев снесу.

Нет, - говорит медведь, - ты в лесу заблудишься. Давай гостинцы, я их сам отнесу!

А Машеньке того и надо!

Напекла она пирожков, достала большой-пребольшой короб и говорит медведю:

Вот, смотри: я в короб положу пирожки, а ты отнеси их дедушке да бабушке. Да помни: короб по дороге не открывай, пирожки не вынимай. Я на дубок влезу, за тобой следить буду!

Ладно, - отвечает медведь, - давай короб! Машенька говорит:

Выйди на крылечко, посмотри, не идёт ли дождик! Только медведь вышел на крылечко, Машенька сейчас же залезла в короб, а на голову себе блюдо с пирожками поставила.

Вернулся медведь, видит - короб готов. Взвалил его на спину и пошёл в деревню.

Идёт медведь между ёлками, бредёт медведь между берёзками, в овражки спускается, на пригорки поднимается. Шёл-шёл, устал и говорит:

Сяду на пенёк,

Съем пирожок!

А Машенька из короба:

Вижу, вижу!

Не садись на пенёк,

Не ешь пирожок!

Неси бабушке,

Неси дедушке!

Ишь какая глазастая, - говорит медведь, - всё видит! Поднял он короб и пошёл дальше. Шёл-шёл, шёл-шёл, остановился, сел и говорит:

Сяду на пенёк,

Съем пирожок!

А Машенька из короба опять:

Вижу, вижу!

Не садись на пенёк,

Не ешь пирожок!

Неси бабушке,

Неси дедушке!

Удивился медведь:

Вот какая хитрая! Высоко сидит, далеко глядит! Встал и пошёл скорее.

Пришёл в деревню, нашёл дом, где дедушка с бабушкой жили, и давай изо всех сил стучать в ворота:

Тук-тук-тук! Отпирайте, открывайте! Я вам от Машеньки гостинцев принёс.

А собаки почуяли медведя и бросились на него. Со всех дворов бегут, лают.

Испугался медведь, поставил короб у ворот и пустился в лес без оглядки.

Вышли тут дедушка да бабушка к воротам. Видят- короб стоит.

Что это в коробе? - говорит бабушка.

А дедушка поднял крышку, смотрит и глазам своим не верит: в коробе Машенька сидит - живёхонька и здоровёхонька.

Обрадовались дедушка да бабушка. Стали Машеньку обнимать, целовать, умницей называть.

Владимир Кулеба

Жили-были «Дед» и «Баба»

«Защити нас, ЦК и Лубянка,

Больше некому нас защитить!»

Станислав Куняев

Валя и Ваня

А как дружно они жили! Пришли на работу в отдел транспорта ЦК Компартии Украины почти в одно время, помогали друг другу постигать азы непростой и очень специфичной аппаратной науки. Специфика – хорошо, но гораздо важнее – оставаться человеком: не подличать, не подставлять, не закладывать друг друга. Наоборот – страховать, выручать, когда надо – плечо подставить. Жизнь в аппарате – не сахар, одна из немногих отдушин – постоянно чувствовать, что рядом, в одной комнате – порядочный человек. Тогда можешь смело считать: тебе повезло! Они считали, им обоим повезло! Могла ведь судьба и по-другому распорядиться. А так – и в шахматы в обеденный перерыв, и семьями в отпуск в дом отдыха в Гантиади, в солнечную Абхазию, Страну Души.

Отдохнули, что ты! Катранов ловили, перед ужином накрывали на летней кухоньке, весь дом отдыха сходился на посиделки при луне. Винцо местное в селе у знакомого дедушки Чавчавадзе брали, а то и чачу, помидорчики сладенькие, душистый перчик, киндзу, лаваш горячий, только что из жаровни, персики, виноград – красота, в самом деле – Страна Души! Все вместе, с детьми, ездили на озеро Рица, в черных бурках, верхом на лошадях, перепоясанные патронами, как в кино, фотографировались на перевале. Шашлык кавказский в ресторане «Поплавок», почти на воде, на самом озере, руку только протяни – вода. Холодная, правда, восемь градусов, не покупаешься.

Приехали в сентябрьский Киев – неуютно: дожди, ветер задувает, гонит по улицам пожелтевшие осенние листья. А они – черные, отдохнувшие, люди на улицах оглядываются, головами качают. Впечатлений на целый год. Повезло, что говорить. Да каждый, кто тянул нудную чиновничью лямку, скажет вам, как нелегко подгадать отдых вместе, в одно время, когда в одном отделе и должен подменять коллегу.

И квартиры в новеньком цэковском доме, на Чкалова, получили одновременно, жалели только, что оказались на разных этажах. Переезжали зато вместе, сначала Валентина в одну из суббот перевезли, а после, через неделю – Ивана. Специально подгадали, чтобы два раза погулять. Могли б ведь, если честно, и за один раз управиться. Хоромы достались шикарные – большие, просторные, с улучшенной планировкой, балконы в каждой комнате, на кухне – застекленная лоджия! Жены не могли нарадоваться, даже поплакали немного. Четырехкомнатная – Валентину, у него дочка уже замужняя, две семьи получается, и трехкомнатная – Ивану, его малая в девятый класс тогда ходила.

В совминовских и цэковских домах, известное дело, после вселения не надо заниматься ремонтом: все вылизано, подогнано, выскоблено набело. И старая мебель на фоне светлых стен с образцово-показательной, хоть на выставку, побелкой, конечно же, не смотрелась. Жены дружно решили эту рухлядь в новый дом не брать. Так что, им – новые хлопоты.

И здесь повезло: Иван, еще по работе в Киевском горкоме партии, был вхож к самому директору «Киевмебели» Николаю Пристайко. Тогда – не то, что сейчас – нашлись бы только деньги, пойди и купи, что хочешь. Одна фирма на весь Киев, туда весь город на поклон к директору ездит.

Делать нечего, и они, предварительно созвонившись, поехали на базу – на самую окраину, на выселки, в конце Оболони. Конечно, не с пустыми руками – взяли литр финской водки, в своем буфете – разных дефицитов типа карбоната, корейки, копченостей, каких давно в обычных магазинах не было. Николай оказался своим в доску мужиком, и они договорились, что через неделю сюда приедут их жены, которым покажут образцы мебели и помогут выбрать. В то время, кто помнит, чтобы приобрести в магазине элементарную софу – желающие записывались в очередь, два года каждую неделю ходили отмечаться, да и то не всегда добивались положительного результата. А пропустил хоть раз свою очередь, не пришел на перекличку – привет! Так что мебель и все прочее для новых квартир – доставали совместно.

По вечерам ходили друг к другу на чай или поужинать, а то и стаканчик вина пропустить. Теперь, вспоминая те блаженной памяти времена, спрашиваешь себя: да неужели и вправду такое могло быть? Вот так, запросто, в тапочках и халатах шныряли по нескольку раз то в одну, то в другую квартиру? По утрам ребром монеты или ножиком стучали по трубе легонько, чтобы соседи не ругались, хоть и свои все, с одной работы – тем более неудобно. Такой условный сигнал: выходим, мол, встречаемся на улице.

Их дом, как и многие цэковские, расположен территориально почти в центре, но очень неудачно – в глубокой яме перед площадью Победы. На редкость неудобно в любую сторону добираться. И транспорта общественного никакого – чеши под гору пешкодралом! Может, когда выбирали площадку под строительство, рассчитывали, что все на машинах будут ездить – на служебных или личных. Тогда тех, кто имел в личном пользовании автомобиль, пренебрежительно называли «частниками». В их доме на все 320 квартир – три или четыре авто, из них две – с инвалидным приводом. Правом вызова служебной «Волги» пользовались, начиная с заместителя заведующего отделом. Дом же на Чкалова заселили преимущественно инструкторы и заведующие секторами.

Так что другой альтернативы, как любил говорить их новый генсек М. С. Горбачев, не было. Приходилось добираться пешком. Из общественного транспорта в их микрорайоне курсировал только 71-й автобус – очень редко и по неудобному маршруту, с остановками у каждого столба. А ведь стратеги из строительного управления ЦК могли запросто выбрать любую площадку в Киеве, никакой райисполком перечить бы не стал – зачем связываться, себе дороже! Иван и Валентин часто обсуждали эту проблему, особенно по пути домой, да еще в ненастную погоду, каждый раз теряя по сорок минут времени. Валентин как-то высказал, что делается так специально – вроде бы и на общих основаниях дом стоит, и не каждый его увидит – в глаза не бросается, чтобы лишних разговоров о якобы имеющихся привилегиях для партработников, номенклатуры, не возникало. Оно, может, и так, только очень уж помпезно выглядела их 16 этажная нарядная башня на фоне старых, поистрепавшихся, давно не ремонтировавшихся фасадов рядом стоящих кирпичных «сталинок» и «хрущевок».

Потом, много позже, поняли: все, что входило в компетенцию управления делами ЦК – всемогущей и бесконтрольной организации-монстра, которая полностью и целиком к тому времени разложилась, – делалось халтурно, бардачно, лишь бы с глаз долой да из сердца вон. Садился в казенную «Волгу» с форсированным двигателем какой-нибудь начальник – и через пять-десять минут на месте. Площадку одним глазом окинет: хорошее, вроде бы, местечко, сколько мы сюда от Крещатика добирались, пять минут? Чего еще надо? Утверждаем! Люди о таком всю жизнь мечтают! А что кто-то мучиться будет, и в снег и в дождь, проклиная этого начальника – так это уже его проблемы. Нам наплевать и забыть – нас оно не касается.

Шуточный сценарий с песнями. Прекрасно подойдёт для показа на сцене в честь Дня пожилого человека, Дня села, Дня Смеха и других праздников.
Действие происходит в деревенской избе. Пожилые супруги, смирившиеся со старостью, готовы подчиниться болезням и даже лени. Решив, что им обязательно нужны помощники, они вызывают к себе работников службы добрых услуг. Однако, услуги оказываются не такими уж добрыми и необходимыми. В результате главные герои приходят к выводу, что со старостью придётся подождать…
Действие сценария рассчитано на 30-35 минут. Содержит 5 музыкальных номеров.

Действующие лица:

БАБКА. Притворяется старой и немощной, на самом деле – та ещё молодуха.
ДЕД. Тоже мастак прикидываться больным, особливо когда дров нарубить требуется.
МАРЬЯ-ИСКУСНИЦА, она же – МЭРИ-ИСКУСИТЕЛЬНИЦА. Штатная работница бюро добрых эскорт-услуг.
СЕСТРИЦА АЛЁНУШКА. Работница бюро не очень добрых услуг. Имеет брата-козла.
ЕМЕЛЯ НА НЕДЕЛЮ. Работник разговорного жанра. Профессиональный собеседник.
ВАРВАРА КРАСА – ОСТРАЯ КОСА. Слишком работящая, потому незамужняя. А незамужняя, потому что работящая.

Сцена представляет собой деревенскую избу. Бабка с дедом сидят на лавках..

ДЕД. Глянь-ка, старая, что там за окошком? Утро али вечер?
БАБКА. Ты что, старый, какой вечер? День только начался! Ещё и кашу не ели!
ДЕД. Не хочу я кашу! Надоела!
БАБКА. Гляньте-ка на него, люди добрые! Каша ему моя надоела!
ДЕД. Надоела! Кажный день только каша да каша! Десерту хочу!
БАБКА. Какого ещё десерту? Ты что удумал, старый?
ДЕД. Такого десерту! Десертного!
БАБКА. Пирогов, что ли, напечь?
ДЕД. И пироги твои надоели! Я по телевизору видел такой десерт… Называется… (вспоминает) Ти…ри…ми…си… Ти…ри…ми…всё… А, вспомнил! Ти-ри-ми-су!
БАБКА. Енто что за тиримиса такая? Сроду не слыхивала!
ДЕД. Эх, ты, деревня! Окромя пирогов ничего и не слыхала! Енто ж така вкуснятина!
БАБКА. Да где ж я тебе её возьму? Енто ж в телевизире! А в нашем сельпо только «дунькина радость» и продаётся!
ДЕД. Так сходи, купи! Сладенького захотелось!
БАБКА. Сам сходи. А у меня поясницу прихватило (притворно морщится, держится за спину).
ДЕД (поднимается, но тут же тоже хватается за спину, снова садится, демонстративно охает). И у меня прихватило! Чаво делать-то будем?
БАБКА. Давай в гляделки играть! Кто кого переглядит! А кто проиграет, тот и в сельпо пошкандыбает!
ДЕД. Нашла дурня! Знаю я твоя гляделки, вечно как вылуписси, так до вечера не моргнёшь! Давай, лучше в карты! Кто дурак, тот и посыльный!
БАБКА. Знаю я твои карты! Ты с козырями мухлюешь, а я в дурах остаюся!
ДЕД. Так ты что с козырями, что без козырей – всё одно! Дура!
БАБКА (грозно). Щас как скалкой-то огрею!
ДЕД (примирительно). Ну, ладно, ладно… Давай, тогда посчитаемся.
БАБКА. Давай! (Считает). Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана… (Неожиданно останавливается). А ты ножик наточил?
ДЕД. А на что табе ножик? Харчи всё равно закончилися, окромя крупы. Вари свою кашу, ей ножик ни к чаму!
БАБКА (невозмутимо). Считаю дальше! (Продолжает считать). Буду резать, буду бить… В магазин тебе итить! (Показывает на деда). Во! Тебе выпало, так что, бери авоську и дуй в сельпо!

Дед нехотя встаёт, начинает собираться, но опять притворно хватается за спину.

ДЕД. Ох! Опять вступило!.. не дойти мне! Сама дуй в сельпо!
БАБКА (тоже притворно хватается за спину). Ох! И мне стрельнуло! И мне не дойти! Давай, дед, ты собирайся!
ДЕД (держится за спину, идёт, прихрамывая). Ишшо и в ногу кольнуло! Ой!..
БАБКА (тоже начинает хромать). Ай!..
ДЕД. Ой-ёй-ёй!..
БАБКА. Ай-яй-яй!..

Оба притворяются хромыми и больными, укладываются на лавки. Какое-то время лежат молча. Затем начинают переговариваться.

ДЕД. Слышь, бабка… Ты там как?
БАБКА. Да пока лежу – ничаво… Как встану, так сразу радикулит начинается! А ты как, дед?
ДЕД. Аналогичные симптомы. Чаво делать-то будем?
БАБКА. Слыхала я, что есть така контора. Называется – бюро добрых услуг. Старым людям помогают – в магазин сходить, на почту за пенЗией, дома прибраться…
ДЕД (притворно стонет). Ох!.. Да за пенЗией я уж и сам как-нибудь… Доползу!
БАБКА. Ой, не бреши, старый! За пензией он ползает! Да ты за ей, как сивый конь скачешь! Потом только ползать начинаешь, как змий, от заначки и обратно!
ДЕД. От тебя заначишь! Ты и в печной трубе найдёшь!
БАБКА. А чего не найти, ежели печь опять не топлена! Дров-то некому нарубить!
ДЕД. Говорю же, в спину вступило! Полечиться бы…
БАБКА. Чего табе в горло-то не вступило, когда мою растирку хлестал?
ДЕД. Каку растирку?! Не пил я никаку растирку!
БАБКА. А кто тогда выпил, домовой?
ДЕД (чешет макушку). Енто кака растирка?.. Та, что на чердаке была?
БАБКА. На чердаке!
ДЕД. В старом валенке?
БАБКА. В валенке!
ДЕД. Валенок левый, с заплаткой?
БАБКА. Да он там один, валенок! Откудова мне знать – левый аль правый?!
ДЕД (резко приподнимается, «справедливо» негодует). Дык ты вначале определися, левый аль правый! А потом напраслину возводи!
БАБКА. Да кака ж напраслина-то? Вылакал растирку, а таперича и полечиться нечем!
ДЕД. Дык, сходи в магазин-то… Купи чекушок!
БАБКА. Какой табе чекушок!
ДЕД. Дык, на растирку! Ну, и на закуску чаво-нибудь.
БАБКА. Ты выпил, ты и шкандыбай. А у меня радикулит.

Дед и Бабка снова лежат молча. Наконец, Дед не выдерживает.

ДЕД. Слышь, старая… Чаво делать-то будем? Провиянту нет, печь не топлена, растирка кончилася… Давай, услуги вызывать!
БАБКА. Ну, давай! Бери книжку телефонную, звони, чего лежишь?

Дед встаёт, достаёт телефонную книгу, начинает листать.

ДЕД (ищет по справочнику). Чаво тут есть… О! Сне-гур-ка по-вы-зову… Слышь, старая, может, Снегурку себе вызовем?
БАБКА (сердито). Я табе вызову! Вызывал уже, кобелина!
ДЕД (оправдывается). Дык, то давно было, я уж забыл…
БАБКА. Зато я не забыла! А, ну, бюро услуг ищи, а то как скалку возьму!..
ДЕД. Да ишшу я, ишшу… (Находит). Во! Нашёл! Хвирма… добрых услуг… «Сказка»!
БАБКА. Вызывай кого-нибудь! А лучше сразу двоих, чтоб управились побыстрее!
ДЕД. Сестри-ца А-лё-нуш-ка и бра-тец Ива-нуш-ка. Прям как по заказу!
БАБКА. Дык набирай! Или пальцы скрючило?
ДЕД. Набираю! (В трубку). Але! Енто добры услуги? Нам сестрицу Алёнушку… И братца Иванушку! Ждём!

Звучит музыка. На сцене появляется Сестрица Алёнушка с чемоданом. Она радостно кидается с объятиями на Деда и бабку.

СЕСТРИЦА (обнимает как родных, говорит восторженно-приподнято). Здравствуй, сестрица! Здравствуй, братец! Как живы-здоровы?
БАБКА (Деду). Глянь, старый… И взаправду, как родня! (Сестрице, говорит охотно, жалуется). Да какое там здоровы! Усё болит, а в груди прям так и жгёть, так и жгёть! Ни каши наварить, ни огород прополоть!
ДЕД. Опять же – спину заклинило! Дров нарубить не могу!
СЕСТРИЦА (с притворным участием). Жгёт, говоришь? Не ровён час, инфаркт случится! А тебя, братец, того и гляди, паралич разобьёт!
ДЕД. Ой, разобьёт! Уж как разобьёт! Мне бы дровец нарубить…
БАБКА. И в магАзин, милая, в магАзин!
СЕСТРИЦА. Да погодите вы с дровами! Вы лучше скажите – завещание у вас написано?
БАБКА. Да тебе-то на что?
СЕСТРИЦА. Так за вас переживаю! Не ровён час инфаркт, паралич… А завещания нет!
ДЕД. Дык нам и писать-то не на кого!
СЕСТРИЦА. Как это не на кого? А мы с братцем? Вы, главное, напишите, а уж мы вас не оставим!
БАБКА. А что ж ты братца-то с собой не привела? Мы двоих заказывали!

Из-за кулис раздаётся козлиное блеяние.

СЕСТРИЦА. Да вон он, во дворе дожидается!

Сестрица Алёнушка поёт песню.

ПЕСНЯ СЕСТРИЦЫ АЛЁНУШКИ (на мотив «Ай-яй-яй»)
1.
Пролетели годы, ай-яй-яй.
Вышли вы из моды, ай-яй-яй.
Нет уже здоровья,
Молоко коровье
Бабка, деду наливай.
Только тот дедочек, ай-яй-яй,
Молока не хочет, ай-яй-яй.
Он заначку прячет,
А давленье скачет,
Завтра скорую встречай-яй-яй.

Припев:
Ох, покуда вы в сознанье,
Мы же всё-таки родня,
Напишите завещанье,
Напишите на меня.

БАБКА (Деду, тихо). Ох, старый, чтой-то мне не ндравятся енти родственники!
ДЕД (так же тихо). Дык, знамо дело… Козлы! (Сестрице). Так что, передумали мы!
СЕСТРИЦА (огорчённо). Да как же вы одни-то? Инфаркт, паралич… И в магазин сходить некому!
БАБКА. Да уж сходим! Так что, иди, милая, восвояси! (Выталкивает Сестрицу). И братца своего от забора отвязать не забудь!
СЕСТРИЦА (ретируется). Ну, если что, пишите! (Уходит).
БАБКА. Звони, старый, в другу контору! Да поторапливайся!
ДЕД. Читаю! Муж на час!
БАБКА (с интересом). Енто как?!
ДЕД. Никак! Вот помру, тогда и вызывай, хоть на час, хоть на два!
БАБКА. Ну, читай дальше, не тормози!
ДЕД. Дык тут вон сколько номеров! (читает). Вну-ки на час…
БАБКА. Не нать нам внуков на час! Опять наследство делить? Читай далее!
ДЕД. Тёш-ша на час… Енто как? Мать твою… с того света вызывать будем?
БАБКА. Тьфу на тебе! Читай далее, говорю!
ДЕД. Со-сед-ка на час…
БАБКА (заинтересованно). А енто как?
ДЕД. Как-как? Кости всей деревне перемыть, а опосля промеж собой полаяться! Читаю Далее! (Читает). Марь-я – ис-кус-ни-ца… Пятьсот зелёных в час…
БАБКА. Пятьсот зелёных – енто чаво?!
ДЕД. А хрен его знает. Можа, пятьсот огурцов в час засаливает!.. Или пятьсот кустов картошки окучивает!..
БАБКА (недоверчиво). В час?!
ДЕД. В час! Искусница ж!
БАБКА. Вот енто – дело! А, ну, крути аппарат!
ДЕД (набирает на телефоне номер). Але! Енто Искусница? Срочный вызов!

На сцене появляется Искусница. Она – в коротком сарафане, ярко накрашена, ведёт себя вызывающе. Дед сразу начинает интересоваться.

ИСКУСНИЦА (Деду, томно). Ну, здравствуй, малыш! Искусницу вызывал?
ДЕД (приосанивается, забывает про больную спину). Вызывал!
БАБКА (сурово смотрит на Деда, оттирает его, говорит с подозрением). ДокУменты есть?
ИСКУСНИЦА. А как же!
БАБКА. А, ну, покажь!
ИСКУСНИЦА (достаёт из-под резинки на ажурном чулке удостоверение). Пожалста! Агент Мэри!.. (Деду, с игривой улыбкой). Отдохнуть захотел, дедуля?
ДЕД (заигрывает). Дык, енто… В хате бы прибраться…
ИСКУСНИЦА (многозначительно). В горничную поиграем?
ДЕД. Ну, что-то навроде ентого! Полы там помыть (наклоняется, показывает – как будто руками моет пол)… Пылюку на чердаке протереть! Ежели чаво, я – провожу!
БАБКА (толкает деда, показывает ему кулак). Пущай в магАзин сходит! А горничную (тоже наклоняется, передразнивает Деда) я табе и сама покажу!
ИСКУСНИЦА. Так, граждане пенсионеры… Вы определитесь вначале, чего хотите! У меня такса почасовая.
БАБКА (Искуснице). А ты не встревай!
ДЕД (заступается). А чаво енто не встревай?! Пущай встревает! Может, я хочу посмотреть, на что ента девица может нам сгодиться!
БАБКА (наезжает на деда). Ты губу-то подвяжи! А я сама тута разберусь, кто и на что годится! (Искуснице). Печь сложить смогёшь?
ИСКУСНИЦА (возмущённо). Чего?!
БАБКА. А масло сбить?
ИСКУСНИЦА. Чего-о?!
БАБКА. А корову подоить?!
ИСКУСНИЦА. Вы с ума сошли, женщина?!
БАБКА. Какая ж ты Марья-искусница?! Лоботряска ты!
ИСКУСНИЦА. Я – Марья-искусница. Это мой рабочий псевдоним. А на самом деле… (Деду, игриво) Я – Мэри-искусительница!
БАБКА. Енто как? Кусаисси, штоль?
ИСКУСНИЦА. Ну, могу и укусить… Иногда!..

Искусница поёт песню.

ПЕСНЯ МАРЬИ-ИСКУСНИЦЫ (на мотив «Валенки»)

Старенький дед, старенький,
А как цветочек аленький.
Ничего, что с виду плох,
Лишь бы корень не засох!

Припев:
Старенький, да старенький,
Ты как цветочек аленький.
Полный текст песни – в полной версии сценария.

Дорогие читатели! Если Вы заинтересовались этим сценарием и хотите получить полную версию, то пишите на электронную почту:
[email protected].
Условия приобретения полной версии почти символические. Подробности в личной переписке.
Заранее благодарю вас за внимание и интерес к моему творчеству!
С теплом и искренним уважением, Эвелина Пиженко.

Недавно услышала от настоятеля нашего храма в Ивантеевке такую фразу: "Вера осталась в селе благодаря дедушкам и бабушкам. Они сохранили ее в советское время, и в Царстве Небесном продолжают молиться о потомках, оставшихся на земле…".

Мне запали в душу эти слова отца Владимира. Подумала: если кто и молится за меня в Царстве Небесном, так это бабушка Паша и дедушка Саша.

Жили они в совхозе "Тракторист" Ивантеевского района в простом доме из двух комнат, которые в народе назывались "задняя" и "передняя". В первой комнате стояла русская печь и большой стол с деревянным лавками, а во второй — диван для гостей, шифоньер, кованый сундук и две кровати за перегородкой. Больше у них ничего не было. В первой комнате висел большой портрет Ленина, а во второй — семейные фотографии и маленькая икона Божией Матери. Однажды из-за этой иконы разгорелся редкий скандал. Чужой полный дяденька с красным лицом кричал: "У коммуниста дома икона! Стыд какой!" Казалось, дяденьку разорвет от злости, а дед молчал, виновато опустив голову. Зато бабушка очень твердо сказала: "Вот его угол" — и показала на портрет Ленина. А затем добавила: "А этот — мой" — и вытеснила гостя из передней, поближе к вождю пролетариата. А потом сказала, что муж к иконе никакого отношения не имеет, это она, по темноте своей, молится Богу.

Я сидела на печке и думала: здорово бабушка дедушку защищает. Я-то знала, что дед тоже частенько крестится.

Как я любила размеренную жизнь своих стариков! Зимой дед вязал сети, а бабушка пряла пряжу. Как ни придешь — у них всегда на столе чай и оладьи. Они никуда не спешили, ни на что не жаловались и ничему специально меня не учили. Просто мы с бабушкой лепили жаворонков, украшали пасху, красили яйца, ходили в гости.

Будучи пенсионером, дед Саша работал сторожем на совхозной плантации. Как-то пришла к нему и сорвала несколько первых помидоров. Дед, всегда добрый, изменился в лице и сказал: "Это же не наше! А брать чужое — нельзя!".

Лет в семь узнала, что на одной из фотографий на стене — бабушка Кристина, наша настоящая бабушка, она умерла. Бабушка Паша — вторая жена дедушки, она нам не родная.

Эта новость прошла для меня пустым звуком: для меня роднее человека, чем бабушка Паша, не было. Мне рассказали, что бабушка Паша выхаживала меня с семи месяцев, когда маму свалил приступ аппендицита. Трогательная забота этой женщины (к чужому, по сути, ребенку), видимо, тогда открыла мое сердце к ней.

Сегодняшним умом трудно понять: зачем Прасковья Ивановна, вдова с одним ребенком, вышла замуж за человека, у которого было пятеро детей. И работала, работала, работала… Неграмотная женщина, ничего не ведающая ни об интеллигентских поисках смысла жизни, ни о моральном кодексе строителей коммунизма, просто взяла на себя ответственность за чужих детей, чужих внуков и возлюбила их, следуя заповеди Христа.

"Было жалко ребятишек,— объяснила мне, уже взрослой, бабушка свой выбор.— Как глянула — у младшего цыпки и на руках и на ногах, сердце так и защемило…".

Все 25 лет совместной жизни дед звал бабушку "Пашенька" или "мать", она его — "Кузьмич" или "отец". Бабушка любила ездить по гостям, легко могла собраться к родственникам в Москву, к детям в Самару и Тольятти. Дед эти вояжи не выносил и оставался дома, часто в нашей семье. Через день-два он впадал в тоску и практически ничего не ел. Бабушка возвращалась — дед оживал, потирая руки, громко объявлял: "Эх, мать! Как же я есть хочу!".

К восьмидесяти годам бабушка стала слепнуть, ее мучило высокое давление, она слабела. Дед, сидя у ее кровати, плакал: "Пашенька, я не хочу вперед тебя умереть, я не хочу тебя хоронить!". Видимо, Господь услышал его молитвы. Зимой дед слег от воспаления легких, потом его парализовало. Какая-то сила подняла бабушку, и теперь уже она ухаживала за мужем. Хоронила Пашенька своего Кузьмича с плачем и причитанием: "А я ведь на него не нагляделась!".

Теперь, когда я сама стала бабушкой, хорошо понимаю, какой красивый вечер жизни был у моих стариков. Их дом согревала любовь. Как хотелось бы оставить в памяти своей городской внучки такой же теплый след воспоминаний. Кто знает, может быть, одним из первых таких памятных моментов станет ее недавнее крещение.

р.п. Ивантеевка