Совсем недавно вы познакомились с отношением писателя А.И. Куприна к просторечным, диалектным словам. Оно, как вы помните, было отрицательным. Куприн не очень-то любил употреблять их в своих произведениях.
1. А теперь представьте себе, что герои бажовского сказа говорят на языке купринских героев. Для того чтобы легче было это представить, возьмите некоторые слова, употреблённые П.П. Бажовым, и замените их словами из литературного языка, то есть подберите к ним синонимы: вскорости, запечалиться, пособить, справить, шибко худо. Как вы думаете, язык персонажей от такой замены выиграет или проиграет? Аргументируйте свой ответ.
2. П.П. Бажов вводит в текст сказа и слова-термины, значение которых можно выяснить по словарю или по содержанию фрагмента (контексту): балодка, голк. Найдите эти слова в тексте и определите их значение.
Часто речь героев сказа насыщается просторечными словами и выражениями, и это даёт возможность почувствовать особенность характера, своеобразие личности, ибо человек проявляется не только в деле, но и в слове. Посмотрите, какие сочные фразы присущи Прокопьичу, Данилушке, самому сочинителю: слышъ-ко; сходить в разгулку (отдохнуть); может-де; на неделю не хватит (о здоровье Данилушки); холостяжники (неженатые парни); дедушко; шибко жидко место.
3. Подберите к следующим словам и словосочетаниям синонимы, проясняющие их значение.
Аккурат-де; вдругорядь; взыск будет; вожгаться; годов, поди, тогда двенадцати, а то и боле; дитёнок; заколодило; заместо сына держать; изъедаться; камню привезут, какой надо; малахиту, на отличку; нарочно которые портили; не-сподобный; не оказывай себя; обсказать; околтать камень; оплошка выходит; отрава чистая; папор; парнишеч-ко; полысать; помытарить; прокричался; протча; пущай; различка; расстервенился; серёдка; с лица, толк, видать, будет; хлеба полишку; чисто на музыке какой.
Язык сказа близок к народному, сказочному. Но сказ отличается от сказки. Попытаемся выделить основные отличия волшебной народной сказки от сказа.
Вспомните: где происходит действие в волшебной сказке? Где-то очень далеко («В некотором царстве, в некотором государстве», «за тридевять земель в тридесятом царстве» и т.д.). Пространство сказки фантастическое, отдалённое. В сказе место действия реальное, конкретное, в нём живёт рассказчик - это первое отличие.
Второе отличие связано с образом рассказчика. Он в сказке не свидетель и не участник повествования; он рассказывает о «делах давно минувших дней, преданьях старины глубокой». В сказе рассказчик либо свидетель, либо участник событий. Создаётся ощущение, что эти события происходили совсем недавно.
Время между рассказом и происходившими в волшебной сказке событиями отдалено, иногда до бесконечности. В сказе это время максимально приближено к моменту повествования. Это третье отличие.
Четвёртое - характеристика героев. В волшебной сказке характеры главных героев не зависят от социального статуса (и Иван-царевич, и Иван - крестьянский сын одинаково положительные герои). В сказе это различие очевидно и очень значимо (приказчик не может быть положительным героем, а мастер-труженик не может быть отрицательным).
Наконец, пятое отличие - в характере волшебства. В сказке превращения, волшебство - это основа действия. Именно с помощью волшебной силы главный герой сказки побеждает врагов. В сказе волшебная сила - лишь источник вдохновения для мастера.
4. Сопоставьте сказ П.П. Бажова с русской волшебной сказкой.
Уральская малахитовая ваза
НИКОЛАЙ
НИКОЛАЕВИЧ
НОСОВ
1908-1976
Н. Носов родился в 1908 году в посёлке Ирпень недалеко от Киева в семье эстрадного артиста. С младенческих лет он любил мечтать и в своих мечтах перепробовал десятки различных замечательных профессий. Особенно его влекла музыка, и он хотел «стать кем-то вроде Паганини». В девятнадцать лет он поступил в Киевский художественный институт, откуда в 1929 году перевёлся в Московский государственный институт кинематографии. Может быть, именно это помогло ему впоследствии так чётко и ярко видеть и создавать образы героев своих рассказов и повестей: H.H. Носов был режиссёром мультипликационных фильмов, учебных и научных лент. В годы Великой Отечественной войны он работал над созданием военно-технических фильмов.
Писателем, по его собственным словам, он стал случайно: после рождения сына приходилось часто рассказывать малышу различные истории, сочинять сказки, которые с удовольствием слушал не только сын, но и его маленькие приятели.
Первый его рассказ «Затейники» был напечатан в 1938 году. А первая тоненькая книжка «Тук-тук-тук» вышла в 1945 году. С тех пор были изданы десятки его книг, и за H.H. Носовым прочно закрепилась слава «самого весёлого писателя». Когда в 1954 году вышла одна из самых известных книг H.H. Носова - трилогия «Приключения Незнайки и его друзей», «Незнайка в Солнечном городе» и «Незнайка на Луне», тысячи мальчишек и девчонок засыпали писателя просьбами, чтобы приключения Незнайки никогда не кончались.
Произведения H.H. Носова с увлечением читают дети не только в нашей стране. Его книги переведены на языки многих народов мира.
Вопросы и задания
1. Какие произведения H.H. Носова вы уже прочитали, чем они вам понравились и что вы в них запомнили?
2. Составьте план доклада о писателе. Подготовьте ответ по этому плану.
«Незнайка в Солнечном городе». Художник А.М. Лаптев.
ТРИ ОХОТНИКА
Жили-были три весёлых охотника: дядя Ваня, дядя Федя да дядя Кузьма. Вот пошли они в лес. Ходили, ходили, много разных зверушек видели, но никого не убили. И решили устроить привал: отдохнуть, значит. Уселись на зелёной лужайке и стали рассказывать друг другу разные интересные случаи.
Первым рассказал охотник дядя Ваня.
Вот послушайте, - сказал он. - Давно это было. Пошёл я как-то зимою в лес, а ружья у меня в ту нору не было: я тогда маленький был. Вдруг смотрю - волк. Огромный такой. Я от него бежать. А волк-то, видать, заметил, что я без ружья. Как побежит за мной!
«Ну, - думаю, - не удрать от него мне».
Смотрю - дерево. Я на дерево. Волк хотел цапнуть меня, да не успел. Только штаны сзади зубами порвал. Залез я на дерево, сижу на ветке и трясусь от страха. А волк сидит внизу на снегу, поглядывает на меня и облизывается,
Я думаю: «Ладно, посижу здесь до вечера. Ночью волчишка заснёт, я от него удеру».
К вечеру, однако, ещё один волк пришёл. И стали они меня вдвоём караулить. Один волк спит, а другой стережёт, чтоб я не сбежал. Немного погодя пришёл третий волк. Потом ещё и ещё. И собралась под деревом целая волчья стая. Сидят все да зубами щёлкают на меня. Ждут, когда я свалюсь к ним сверху.
Под утро мороз ударил. Градусов сорок. Руки-ноги у меня закоченели. Я не удержался на ветке. Бух вниз! Вся волчья стая как набросится на меня! Что-то как затрещит!
«Ну, - думаю, - это кости мои трещат».
А оказывается, это снег нодо мной провалился. Я как полечу вниз и очутился в берлоге. Внизу, оказывается, медвежья берлога была. Медведь проснулся, выскочил от испуга наружу, увидел волков и давай их драть. В одну минуту разогнал всех волчишек.
Я осмелел, потихоньку выглянул из берлоги. Смотрю: нет волков - и давай бежать. Прибежал домой, еле отдышался. Ну, моя маменька дырку на штанах зашила, так что совсем незаметно стало. А папенька, как узнал про этот случай, так сейчас же купил мне ружьё, чтоб я не смел без ружья по лесу шататься. Вот и стал я с тех пор охотник.
Дядя Федя и дядя Кузьма посмеялись над тем, как дядя Ваня напугался волков. А потом дядя Федя и говорит:
Я раз тоже в лесу напугался медведя. Только это летом было. Пошёл я однажды в лес, а ружьё дома забыл. Вдруг навстречу медведь. Я от него бежать. А он за мной. Я бегу быстро, ну, а медведь ещё быстрей. Слышу, уже сопит за моей спиной. Я обернулся, снял с головы шапку и бросил ему. Медведь на минутку остановился, обнюхал шапку и опять за мной. Чувствую - опять настигает. А до дому ещё далеко. Снял я на ходу куртку и бросил медведю. Думаю: хоть на минуточку задержу его.
Ну, медведь разодрал куртку, видит - ничего в ней съедобного. Снова за мной. Пришлось мне бросить ему и брюки, и сапоги. Ничего не поделаешь: от зверя-то надо спасаться!
Выбежал я из леса в одной майке и трусиках. Тут впереди речка и мостик через неё. Не успел я перебежать через мостик - как затрещит что-то! Оглянулся я, а это мостик под медведем рухнул. Медведь бултых в речку!
«Ну, - думаю, - так тебе и надо, бродяга, чтоб не пугал людей зря».
Только под мостиком было неглубоко. Медведь вылез на берег, отряхнулся как следует и в лес обратно ушёл.
А я говорю сам себе:
«Молодец, дядя Федя! Ловко медведя провёл! Только как мне теперь домой идти? На улице люди увидят, что я чуть ли не голышом, и на смех поднимут».
И решил: посижу здесь в кусточках, а стемнеет, пойду потихоньку. Спрятался я в кустах и сидел там до вечера, а потом вылез и стал пробираться по улицам. Как только увижу, что кто-нибудь идёт навстречу, сейчас же шмыгну куда-нибудь за угол и сижу там в потёмках, чтоб на глаза не попадаться.
Наконец добрался до дома. Хотел дверь открыть, хвать-похвать, а ключа у меня и нет! Ключ-то у меня в кармане лежал, в куртке. А куртку-то я медведю бросил. Надо бы мне сначала ключ из кармана вынуть, да не до того было.
Что делать? Попробовал дверь выломать, да дверь оказалась крепкая.
«Ну, - думаю, - не замерзать же ночью на улице».
Высадил потихоньку стекло и полез в окошко.
Вдруг кто-то меня за ноги хвать! И орёт во всё горло:
Держите его! Держите!
Сразу людей набежало откуда-то. Одни кричат:
Держите его! Он в чужое окошко лез!
Другие вопят:
В милицию его надо! В милицию!
Я говорю:
Братцы, за что же меня в милицию? Я ведь в свой дом лез.
А тот, который схватил меня, говорит:
Вы его не слушайте, братцы. Я за ним давно слежу. Он всё время по тёмным углам прятался. И дверь хотел выломать, а потом в окно полез.
Тут милиционер прибежал. Все ему стали рассказывать, что случилось.
Милиционер говорит:
Ваши документы!
А какие у меня, - говорю, - документы? Их медведь съел.
Вы бросьте шутить! Как это медведь съел?
Я хотел рассказать, а никто и слушать не хочет.
Тут на шум соседка тётя Даша из своего дома вышла. Увидала меня и говорит:
Отпустите его. Это же наш сосед, дядя Федя. Он на самом деле в этом доме живёт.
Милиционер поверил и отпустил меня.
А на другой день купил я себе новый костюм, шапку и сапоги. И стал я с тех пор жить да поживать, да в новом костюме щеголять.
Дядя Ваня и дядя Кузьма посмеялись над тем, что приключилось с дядей Федей. Потом дядя Кузьма сказал:
Я тоже однажды медведя встретил. Это было зимой. Пошёл я в лес. Гляжу - медведь. Я бах из ружья. А медведь брык на землю. Я положил его на санки и повёз домой. Тащу его по деревне на санках. Тяжело. Спасибо, деревенские ребятишки помогли мне его довезти до дома.
Привёз я медведя домой и оставил посреди двора. Сынишка мой Игорёк увидел и от удивления рот разинул.
А жена говорит:
Вот хорошо! Сдерёшь с медведя шкуру, и сошьём тебе шубу.
Потом жена и сынишка пошли пить чай. Я уже хотел начать сдирать шкуру, а тут, откуда ни возьмись, прибежал пёс Фоксик да как цапнет медведя зубами за ухо! Медведь как вскочит, как рявкнет на Фоксика! Оказалось, что он не был убит, а только обмер от испуга, когда я выстрелил.
Фоксик испугался и бегом в конуру. А медведь как бросится на меня! Я от него бежать. Увидел у курятника лестницу и полез вверх. Взобрался на крышу. Гляжу, а медведь вслед за мной полез. Взгромоздился он тоже на крышу. А крыша не выдержала. Как рухнет! Мы с медведем полетели в курятник. Куры перепугались. Как закудахчут, как полетят в стороны!
Я выскочил из курятника. Поскорей к дому. Медведь за мной. Я в комнату. И медведь в комнату. Я зацепился ногой за стол, повалил его. Вся посуда посыпалась на пол. И самовар полетел. Игорёк от страха под диван спрятался.
Вставай скорее! Вставай!
Я открыл глаза, смотрю, а это жена меня будит.
Вставай, - говорит, - уже утро давно. Ты ведь собирался идти на охоту.
Встал я и пошёл на охоту, но медведя в тот день не видал больше. И стал я с тех пор жить да поживать, да щи хлебать, да хлеб жевать, да в новом костюме щеголять, во!
Дядя Ваня и дядя Федя посмеялись над этим рассказом. И дядя Кузьма посмеялся с ними.
А потом все трое пошли домой. Дядя Ваня сказал:
Хорошо поохотились, правда? И зверушки ни одной не убили, и весело время провели.
А я и не люблю убивать зверушек, - ответил дядя Федя. - Пусть зайчики, белочки, ёжики и лисички мирно в лесу живут. Не надо их трогать.
И птички разные пусть тоже живут, - сказал дядя Кузьма. - Без зверушек и пичужек в лесу было бы скучно. Никого убивать не надо. Животных надо любить.
Вот какие были три весёлых охотника.
Вопросы и задания
1. Рассказы охотников - это правда или весёлый вымысел?
2. Какую картину известного русского художника можно использовать как иллюстрацию к этому рассказу? Назовите фамилию, имя художника.
3. Подготовьтесь дома к выразительному чтению рассказа, а в классе прочитайте рассказ по ролям.
4. Какие просторечные слова и выражения использует писатель? Как вы думаете, с какой целью?
Живое слово
Придумайте и расскажите какую-нибудь забавную историю.
После уроков
Подготовьтесь к викторине «Произведения H.H. Носова на экране: кинофильмы и мультипликация». Проведите эту викторину.
ЕВГЕНИЙ
ИВАНОВИЧ
НОСОВ
1925-2002
Писатель Е.И. Носов «принадлежит к поколению, которое пришло в литературу, опалённое огнём войны».
Писатель родился в 1925 году, в селе Толмачёве, что под Курском на берегу Сейма. Отец его был мастеровым человеком, работал слесарем, молотобойцем в кузнечном цехе, котельщиком. Кузнечил в своё время и его дед. Из семейных традиций пришло к писателю «глубочайшее уважение к труду, умение видеть сквозь все будни поэтическую, красивую сторону и кузнечного, и иного ремесла».
Детство его пришлось на голодные и холодные 1930-е годы. Но мальчик был по природе оптимистом" и романтиком: играл в игры, которые сам придумывал, увлекался кораблями, зачитывался книгами Майн Рида и Жюля Верна. С пяти лет вглядывался в окружающий мир, старался с помощью ножниц (вырезая из бумаги забавные фигурки животных), а потом и карандаша воспроизвести, «удержать» в памяти всё, что его поражает. Потом, уже много позже, занимаясь литературной работой, писатель сохранил и развил в себе это восприятие воссоздаваемого.
В восемнадцать лет он ушёл на фронт, стал артиллеристом противотанковой бригады. Противотанковая артиллерия встречала врага первой. Не однажды смотрел смерти в глаза юный солдат Евгений Носов. Под Кёнигсбергом был тяжело ранен. Победу встретил в госпитале. В двадцать лет, выписавшись из госпиталя с пособием по инвалидности, юноша должен был выбрать свою дорогу. Он уезжает в Казахстан, работает литературным сотрудником местной газеты. В 1959 году выходит его первая книжка «На рыбачьей тропе».
Вопросы и задания
1. Что общего в биографиях П.П. Бажова и Е.И. Носова?
2. Какие качества определяли характер мальчика Евгения Носова?
3*. Что вы можете рассказать о писателях Майн Риде и Жюле Верне, которыми увлекался юный Евгений Носов?
4. Какие факты из биографии писателя говорят о его целеустремлённости, большой жизненной силе?
Когда и сам наладится приказчиковы уроки за Данилушку делать, только Данилушко этого не допускал.
- Что ты! Что ты, дяденька! Твое ли дело за меня у станка сидеть! Смотри-ка, у тебя борода позеленела от малахиту, здоровьем скудаться (хворать. (Ред.) стал, а мне что делается?
Данилушко и впрямь к той поре выправился. Хоть по старинке его Недокормышем звали, а он вон какой! Высокий да румяный, кудрявый да веселый. Однем словом, сухота девичья. Прокопьич уж стал с ним про невест заговаривать, а Данилушко, знай, головой потряхивает:
- Не уйдет от нас! Вот мастером настоящим стану, тогда и разговор будет.
Барин на приказчиково известие отписал:
"Пусть тот Прокопьичев выученик Данилко сделает еще точеную чашу на ножке для моего дому. Тогда погляжу - на оброк пустить али на уроках держать. Только ты гляди, чтобы Прокопьич тому Данилке не пособлял. Не доглядишь - с тебя взыск будет".
Приказчик получил это письмо, призвал Данилушку да и говорит:
- Тут, у меня, работать будешь. Станок тебе наладят, камню привезут, какой надо.
Прокопьич узнал, запечалился: как так? что за штука? Пошел к приказчику, да разве он скажет… Закричал только: "Не твое дело!".
Ну, вот пошел Данилушко работать на ново место, а Прокопьич ему наказывает:
- Ты, гляди, не торопись, Данилушко! Не оказывай себя.
Данилушко сперва остерегался. Примеривал да прикидывал больше, да тоскливо ему показалось. Делай не делай, а срок отбывай - сиди у приказчика с утра до ночи. Ну, Данилушко от скуки и сорвался на полную силу. Чаша-то у него живой рукой и вышла из дела. Приказчик поглядел, будто так и надо, да и говорит:
- Еще такую же делай!
Данилушко сделал другую, потом третью. Вот когда он третью-то кончил, приказчик и говорит:
- Теперь не увернешься! Поймал я вас с Прокопьичем. Барин тебе, по моему письму, срок для одной чаши дал, а ты три выточил. Знаю твою силу. Не обманешь больше, а тому старому псу покажу, как потворствовать! Другим закажет!
Так об этом и барину написал и чаши все три предоставил. Только барин, - то ли на него умный стих нашел, то ли он на приказчика за что сердит был, - все как есть наоборот повернул.
Оброк Данилушке назначил пустяковый, не велел парня от Прокопьича брать - может-де вдвоем скорее придумают что новенькое. При письме чертеж послал. Там тоже чаша нарисована со всякими штуками. По ободку кайма резная, на поясе лента каменная со сквозным узором, на подножке листочки. Однем словом, придумано. А на чертеже барин подписал: "Пусть хоть пять лет просидит, а чтобы такая в точности сделана была".
Пришлось тут приказчику от своего слова отступить. Объявил, что барин написал, отпустил Данилушку к Прокопьичу и чертеж отдал.
Повеселели Данилушко с Прокопьичем, и работа у них бойчее пошла. Данилушко вскоре за ту новую чашу принялся. Хитрости в ней многое множество. Чуть неладно ударил, - пропала работа, снова начинай. Ну, глаз у Данилушки верный, рука смелая, силы хватит - хорошо идет дело. Одно ему не по нраву - трудности много, а красоты ровно и вовсе нет. Говорил Прокопьичу, а он только удивился:
- Тебе-то что? Придумали - значит, им надо. Мало ли я всяких штук выточил да вырезал, а куда они - толком и не знаю.
Пробовал с приказчиком поговорить, так куда тебе. Ногами затопал, руками замахал:
- Ты очумел? За чертеж большие деньги плачены. Художник, может, по столице первый его делал, а ты пересуживать выдумал!
Потом, видно, вспомнил, что барин ему заказывал, - не выдумают ли вдвоем чего новенького, - и говорит:
- Ты вот что… делай эту чашу по барскому чертежу, а если другую от себя выдумаешь - твое дело. Мешать не стану. Камня у нас, поди-ко, хватит. Какой надо - такой и дам.
Тут вот Данилушке думка и запала. Не нами сказано - чужое охаять мудрости немного надо, а свое придумать - не одну ночку с боку на бок повертишься. Вот Данилушко сидит над этой чашей по чертежу-то, а сам про другое думает. Переводит в голове, какой цветок, какой листок к малахитовому камню лучше подойдет. Задумчивый стал, невеселый. Прокопьич заметил, спрашивает:
- Ты, Данилушко, здоров ли? Полегче бы с этой чашей. Куда торопиться? Сходил бы в разгулку куда, а то все сидишь да сидишь.
- И то, - говорит Данилушко, - в лес хоть сходить. Не увижу ли, что мне надо.
С той поры и стал чуть не каждый день в лес бегать. Время как раз покосное, ягодное. Травы все в цвету. Данилушко остановится где на покосе либо на поляне в лесу и стоит, смотрит. А то опять ходит по покосам да разглядывает траву-то, как ищет что. Людей в ту пору в лесу и на покосах много. Спрашивают Данилушку - не потерял ли чего? Он улыбнется этак невесело да и скажет:
- Потерять не потерял, а найти не могу.
Так и пошло. На каждый день Прокопьич Данилушке работу дает, а все забава. Как снег выпал, велел ему с соседом за дровами ездить - пособишь-де. Ну, а какая подмога! Вперед на санях сидит, лошадью правит, а назад за возом пешком идет. Промнется так-то, поест дома, да и спит покрепче. Шубу ему Прокопьич справил, шапку теплую, рукавицы, пимы на заказ скатали. Прокопьич, видишь, имел достаток. Хоть крепостной был, а по оброку ходил, зарабатывал маленько. К Данилушке-то он крепко прилип. Прямо сказать, за сына держал. Ну, и не жалел для него, а к делу своему не подпускал до времени.
В хорошем-то житье Данилушко живо поправляться стал и к Прокопьичу тоже прильнул. Ну, как! - понял Прокопьичеву заботу, в первый раз так-то пришлось пожить. Прошла зима. Данилушке и вовсе вольготно стало. То он на пруд, то в лес. Только и к мастерству Данилушко присматривался. Прибежит домой, и сейчас же у них разговор. То, другое Прокопьичу расскажет, да и спрашивает - это что да это как? Прокопьич объяснит, на деле покажет. Данилушко примечает. Когда и сам примется. «Ну-ко, я…» - Прокопьич глядит, поправит, когда надо, укажет, как лучше.
Вот как-то раз приказчик и углядел Данилушку на пруду. Спрашивает своих-то вестовщиков:
- Это чей парнишка? Который день его на пруду вижу… По будням с удочкой балуется, а уж не маленький… Кто-то его от работы прячет…
Узнали вестовщики, говорят приказчику, а он не верит.
- Ну-ко, - говорит, - тащите парнишку ко мне, сам дознаюсь.
Привели Данилушку. Приказчик спрашивает:
- Ты чей?
Данилушко и отвечает:
- В ученье, дескать, у мастера по малахитному делу.
Приказчик тогда хвать его за ухо:
- Так-то ты, стервец, учишься! - Да за ухо и повел к Прокопьичу.
Тот видит - неладно дело, давай выгораживать Данилушку:
- Это я сам его послал окуньков половить. Сильно о свеженьких-то окуньках скучаю. По нездоровью моему другой еды принимать не могу. Вот и велел парнишке половить.
Приказчик не поверил. Смекнул тоже, что Данилушко вовсе другой стал: поправился, рубашонка на нем добрая, штанишки тоже и на ногах сапожнешки. Вот и давай проверку Данилушке делать:
- Ну-ко, покажи, чему тебя мастер выучил?
Данилушко запончик надел, подошел к станку и давай рассказывать да показывать. Что приказчик спросит - у него на все ответ готов. Как околтать камень, как распилить, фасочку снять, чем когда склеить, как полер навести, как на медь присадить, как на дерево. Однем словом, все как есть.
Пытал-пытал приказчик, да и говорит Прокопьичу:
- Этот, видно, гож тебе пришелся?
- Не жалуюсь, - отвечает Прокопьич.
- То-то, не жалуешься, а баловство разводишь! Тебе его отдали мастерству учиться, а он у пруда с удочкой! Смотри! Таких тебе свежих окуньков отпущу - до смерти не забудешь, да и парнишке невесело станет.
Погрозился так-то, ушел, а Прокопьич дивуется:
- Когда хоть ты, Данилушко, все это понял? Ровно я тебя еще и вовсе не учил.
- Сам же, - говорит Данилушко, - показывал да рассказывал, а я примечал.
У Прокопьича даже слезы закапали, - до того ему это по сердцу пришлось.
- Сыночек, - говорит, - милый, Данилушко… Что еще знаю, все тебе открою… Не потаю…
Только с той поры Данилушке не стало вольготного житья. Приказчик на другой день послал за ним и работу на урок стал давать. Сперва, конечно, попроще что: бляшки, какие женщины носят, шкатулочки. Потом с точкой пошло: подсвечники да украшенья разные. Там и до резьбы доехали. Листочки да лепесточки, узорчики да цветочки. У них ведь - у малахитчиков - дело мешкотное. Пустяковая ровно штука, а сколько он над ней сидит! Так Данилушко и вырос за этой работой.
А как выточил зарукавье-змейку из цельного камня, так его и вовсе мастером приказчик признал. Барину об этом отписал:
«Так и так, объявился у нас новый мастер по малахитному делу - Данилко Недокормыш. Работает хорошо, только по молодости еще тихо. Прикажете на уроках его оставить али, как и Прокопьича, на оброк отпустить?»
Работал Данилушко вовсе не тихо, а на диво ловко да скоро. Это уж Прокопьич тут сноровку поимел. Задаст приказчик Данилушке какой урок на пять ден, а Прокопьич пойдет, да и говорит:
- Не в силу это. На такую работу полмесяца надо. Учится ведь парень. Поторопится - только камень без пользы изведет.
Ну, приказчик поспорит сколько, а дней, глядишь, прибавит. Данилушко и работал без натуги. Поучился даже потихоньку от приказчика читать, писать. Так, самую малость, а все ж таки разумел грамоте. Прокопьич ему в этом тоже сноровлял. Когда и сам наладится приказчиковы уроки за Данилушку делать, только Данилушко этого не допускал:
- Что ты! Что ты, дяденька! Твое ли дело за меня у станка сидеть! Смотри-ка, у тебя борода позеленела от малахиту, здоровьем скудаться стал, а мне что делается?
Данилушко и впрямь к той поре выправился. Хоть по старинке его Недокормышем звали, а он вон какой! Высокий да румяный, кудрявый да веселый. Однем словом, сухота девичья. Прокопьич уж стал с ним про невест заговаривать, а Данилушко знай головой потряхивает:
- Не уйдет от нас! Вот мастером настоящим стану, тогда и разговор будет.
Барин на приказчиково известие отписал:
«Пусть тот Прокопьичев выученик Данилко сделает еще точеную чашу на ножке для моего дому. Тогда погляжу - на оброк отпустить али на уроках держать. Только ты гляди, чтоб Прокопьич тому Данилке не пособлял. Не доглядишь - с тебя взыск будет».
Приказчик получил это письмо, призвал Данилушку, да и говорит:
- Тут, у меня, работать будешь. Станок тебе наладят, камню привезут, какой надо.
Прокопьич узнал, запечалился: как так? что за штука? Пошел к приказчику, да разве он скажет… Закричал только: «Не твое дело!»
Ну, вот пошел Данилушко работать на новое место, а Прокопьич ему наказывает:
- Ты гляди не торопись, Данилушко! Не оказывай себя.
Данилушко сперва остерегался. Примеривал да прикидывал больше, да тоскливо ему показалось. Делай не делай, а срок отбывай - сиди у приказчика с утра до ночи. Ну, Данилушко от скуки и сорвался на полную силу. Чаша-то у него живой рукой и вышла из дела. Приказчик поглядел, будто так и надо, да и говорит:
- Еще такую же делай!
Данилушко сделал другую, потом третью. Вот когда он третью-то кончил, приказчик и говорит:
- Теперь не увернешься! Поймал я вас с Прокопьичем. Барин тебе, по моему письму, срок для одной чаши дал, а ты три выточил. Знаю твою силу. Не обманешь больше, а тому старому псу покажу, как потворствовать! Другим закажет!
Так об этом и барину написал и чаши все три предоставил. Только барин, - то ли на него умный стих нашел, то ли он на приказчика за что сердит был, - все как есть наоборот повернул.
Оброк Данилушке назначил пустяковый, не велел парня от Прокопьича брать - может-де вдвоем-то скорее придумают что новенькое. При письме чертеж послал. Там тоже чаша нарисована со всякими штуками. По ободку кайма резная, на поясе лента каменная со сквозным узором, на подножке листочки. Однем словом, придумано. А на чертеже барин подписал: «Пусть хоть пять лет просидит, а чтобы такая в точности сделана была».
Пришлось тут приказчику от своего слова отступить. Объявил, что барин написал, отпустил Данилушку к Прокопьичу и чертеж отдал.
Повеселели Данилушко с Прокопьичем, и работа у них бойчее пошла. Данилушко вскоре за ту новую чашу принялся. Хитрости в ней многое множество. Чуть неладно ударил, - пропала работа, снова начинай. Ну, глаз у Данилушки верный, рука смелая, силы хватает - хорошо идет дело. Одно ему не по нраву - трудности много, а красоты ровно и вовсе нет. Говорил Прокопьичу, а он только удивился:
- Тебе-то что? Придумали - значит, им надо. Мало ли я всяких штук выточил да вырезал, а куда они - толком и не знаю.
Пробовал с приказчиком поговорить, так куда тебе. Ногами затопал, руками замахал:
- Ты очумел? За чертеж большие деньги плачены. Художник, может, по столице первый его делал, а ты пересуживать выдумал!
Потом, видно, вспомнил, что барин ему заказывал, - не выдумают ли вдвоем-то чего новенького, - и говорит:
- Ты вот что… делай эту чашу по барскому чертежу, а если другую от себя выдумаешь - твое дело. Мешать не стану. Камня у нас, поди-ко, хватит. Какой надо - такой и дам.
Тут вот Данилушке думка и запала. Не нами сказано - чужое охаять мудрости немного надо, а свое придумать - не одну ночку с боку на бок повертишься. Вот Данилушко сидит над этой чашей по чертежу-то, а сам про другое думает. Переводит в голове, какой цветок, какой листок к малахитовому камню лучше подойдет. Задумчивый стал, невеселый. Прокопьич заметил, спрашивает:
- Ты, Данилушко, здоров ли? Полегче бы с этой чашей. Куда торопиться? Сходил бы в разгулку куда, а то все сидишь да сидишь.
- И то, - говорит Данилушко, - в лес хоть сходить. Не увижу ли что мне надо.
С той поры и стал чуть не каждый день в лес бегать. Время как раз покосное, ягодное. Травы все в цвету. Данилушко остановится где на покосе либо на полянке в лесу и стоит, смотрит. А то опять ходит по покосам да разглядывает траву-то, как ищет что. Людей в ту пору в лесу и на покосах много. Спрашивают Данилушку - не потерял ли чего? Он улыбнется этак невесело, да и скажет:
- Потерять не потерял, а найти не могу.
Ну, которые и запоговаривали:
- Неладно с парнем.
А он придет домой и сразу к станку да до утра и сидит, а с солнышком опять в лес да на покосы. Листки да цветки всякие домой притаскивать стал, а все больше из объеди: черемицу да омег, дурман да багульник, да резуны всякие. С лица спал, глаза беспокойные стали, в руках смелость потерял. Прокопьич вовсе забеспокоился, а Данилушко и говорит:
- Чаша мне покою не дает. Охота так ее сделать, чтобы камень полную силу имел.
Прокопьич давай отговаривать:
- На что она тебе далась? Сыты ведь, чего еще? Пущай бары тешатся, как им любо. Нас бы только не задевали. Придумают какой узор - сделаем, а навстречу-то им зачем лезть? Лишний хомут надевать - только и всего.
Ну, Данилушко на своем стоит.
- Не для барина, - говорит, - стараюсь. Не могу из головы выбросить ту чашу. Вижу, поди-ко, какой у нас камень, а мы что с ним делаем? Точим да режем, да полер наводим и вовсе ни к чему. Вот мне и припало желанье так сделать, чтобы полную силу камня самому поглядеть и людям показать.
По времени отошел Данилушко, сел опять за ту чашу, по барскому-то чертежу. Работает, а сам посмеивается:
- Лента каменная с дырками, каемочка резная…
Потом вдруг забросил эту работу. Другое начал. Без передышки у станка стоит. Прокопьичу сказал:
- По дурман-цветку свою чашу делать буду.
Прокопьич отговаривать принялся. Данилушко сперва и слушать не хотел, потом, дня через три-четыре, как у него какая-то оплошка вышла, и говорит Прокопьичу:
- Ну, ладно. Сперва барскую чашу кончу, потом за свою примусь. Только ты уж тогда меня не отговаривай… Не могу ее из головы выбросить.
Прокопьич отвечает:
- Ладно, мешать не стану, - а сам думает: «Уходится парень, забудет. Женить его надо. Вот что! Лишняя дурь из головы вылетит, как семьей обзаведется».
Занялся Данилушко чашей. Работы с ней много - в один год не укладешь. Работает усердно, про дурман-цветок не поминает. Прокопьич и стал про женитьбу заговаривать:
- Вот хоть бы Катя Летемина - чем не невеста? Хорошая девушка… Похаять нечем.
Это Прокопьич-то от ума говорил. Он, вишь, давно заприметил, что Данилушко на эту девушку сильно поглядывал. Ну, и она не отворачивалась. Вот Прокопьич будто ненароком и заводил разговор. А Данилушко свое твердит:
- Погоди! Вот с чашкой управлюсь. Надоела мне она. Того и гляди - молотком стукну, а он про женитьбу! Уговорились мы с Катей. Подождет она меня.
Ну, сделал Данилушко чашу по барскому чертежу. Приказчику, конечно, не сказали, а дома у себя гулянку маленькую придумал сделать. Катя - невеста-то - с родителями пришла, еще которые… из мастеров же малахитных больше. Катя дивится на чашу.
- Как, - говорит, - только ты ухитрился узор такой вырезать и камня нигде не обломил! До чего все гладко да чисто обточено!
Мастера тоже одобряют:
- В аккурат-де по чертежу. Придраться не к чему. Чисто сработано. Лучше не сделать, да и скоро. Так-то работать станешь - пожалуй, нам тяжело за тобой тянуться.
Данилушко слушал-слушал, да и говорит:
- То и горе, что похаять нечем. Гладко да ровно, узор чистый, резьба по чертежу, а красота где? Вон цветок… самый что ни есть плохонький, а глядишь на него - сердце радуется. Ну, а эта чаша кого обрадует? На что она? Кто поглядит, всяк, как вон Катенька, подивится, какой-де у мастера глаз да рука, как у него терпенья хватило нигде камень не обломить.
- А где оплошал, - смеются мастера, - там подклеил да полером прикрыл, и концов не найдешь.
- Вот-вот… А где, спрашиваю, красота камня? Тут дрожилка прошла, а ты на ней дырки сверлишь да цветочки режешь. На что они тут? Порча ведь это камня. А камень-то какой! Первый камень! Понимаете, первый!
Горячиться стал. Выпил, видно, маленько.
Мастера и говорят Данилушке, что ему Прокопьич не раз говаривал:
- Камень - камень и есть. Что с ним сделаешь? Наше дело такое - точить да резать.
Только был тут старичок один. Он еще Прокопьича и тех - других-то мастеров - учил. Все его дедушком звали. Вовсе ветхий старичоночко, а тоже этот разговор понял, да и говорит Данилушке:
- Ты, милый сын, по этой половице не ходи! Из головы выбрось! А то попадешь к Хозяйке в горные мастера…
- Какие мастера, дедушко?
- А такие… в горе живут, никто их не видит… Что Хозяйке понадобится, то они и сделают. Случилось мне раз видеть. Вот работа! От нашей, от здешней, на отличку.
- Здравствуйте батюшка. Очень интересный вопрос: Сокровища из поездок и паломничеств.
Знаете, вопрос наверно очень злободневный и опять же несмотря на совершенно кажется такую простоту, но иногда даже не знаешь как ответить на этот вопрос в том плане, что среди церковных людей, даже среди священников есть очень разное отношение к такому роду вещам, таким "святынькам". Люди посещая святые места, чего только не везут! Святой песок, святые камни, елей, святая вода, и это в лучшем случае. Здесь хоть есть какое-то применение. Елеем можно помазать чело, как это совершается за богослужением, святой водой можно покропится или попить ее, если она пригодна для питья. А всякого рода вещи как цветочки, перышки, песочек и прочее, люди не знают как их практически применить. И каких вещей только не придумывают. Я слышал один человек считал благочестивым обычаем привозить из одного монастыря засушенные цветы и считал что их надо добавлять в чай и это будет являться некой мерой освящения. конечно с этим сложно согласиться, потому что традиции такой в Церкви нет. И такое отношение отдает какой-то неестественностью.
Ну а если мы говорим о том на что ориентироваться, то здесь все достаточно просто. Что человек беря те или иные святыни, должен думать как он этим сможет воспользоваться. Когда человек начинает думать, он начинает понимать что иногда лучше воздержаться от привоза той или иной святыньки, чем потом привезти, и не понимать что вообще с ней делать, и куда применить. Если с бытовыми вещами это понятно, например купил, понял что не нужна, можно подарить или выкинуть. А здесь получается привозя засушенные цветочки или святой песок, человек понимает что вещь хотя бы как то относится к Церкви и ее неправильно выкинуть в помойное ведро, но что с ней делать, он подчас не знает.
Действительно, человек должен учиться такому христианскому трезвению, в отношении к такому роду святынькам. То есть когда человек берет и понимает что он с этим будет делать. Например люди едут в Серафимо- Девеевский монастырь и привозят "сухарики" в память о батюшке Серафиме, мы знаем из жития что был такой обычай, когда о. Серафим угощал паломников сухарями. Ну здесь хоть понятно, человек привез "сухарики" поел, или кого то угостил и это понятно. Но когда человек привозит пол ведра какого то песка и начинает предлагать его своим сомолитвенникам в храме, то это выглядит очень нелепо. И люди от этого шарахаются не потому что они не рады, что на них обратили внимание, а человек понимает: что мне с этим песком мне делать? Может быть это и неплохо, но зачем этим запасаться, это наверно не очень правильно.
Поэтому, чтобы избежать разного рода искушений и сомнений, что с ними потом делать, наверно правильней всего не брать то, чего ты не знаешь как применить, потому что когда человек привозит ладен, то его можно использовать за богослужением, святая вода или вино для евхаристии или еще что то, это все понятно и хорошо. Когда люди привозят камни, землю, какие то веточки, цветочки, возникает недоумение что с этим теперь делать. Понятно что в церковной практике такие вещи не должны выбрасываться, что их утилизируют путем сжигания в "не попираемом" месте. При каждом храме есть специальные печки, где могут сжигать огарочки от свечей, старые платы и облачения и т. д. Но лучше если человек сможет трезвенно отнестись с самого начала. Как бы мне не нравился этот засушенный цветочек от мощей или от плащаницы, но я его брать не буду, потому что я понимаю: не эта вещь соединяет меня с Богом.
Человек поехал в монастырь, помолился, причастился, и он сам по сути приезжает как нерукотворное сокровище. Нося тот опыт веры и молитвы, общения с братией. И вы знаете, этого вполне достаточно. Человек может приобрести какую-нибудь икону или книгу, которую он будет читать, это конечно очень хорошо. Но когда человек привозит непонятно что и потом мучается, что с этим делать, здесь можно чсказать, что человек поступил ошибочно и не рассудительно. И я бы очень советовал прихожанам и вообще верующим людям, не брать то, в чем они не видят смысл. Чтобы наша вера была не только искренней, но еще красивой и мудрой. Чтобы человек понимал, что он делает во имя Божие, и что бы его вера была не поводом для насмешек, а чтобы, действительно, была украшением Церкви, украшением православной традиции, где мы видим очень много примеров вечного и красивого. Спасибо.
